Оглавление


ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЯТОМУ ИЗДАНИЮ

Вряд ли можно назвать другое произведение в марксистской экономической литературе, которое характеризовалось бы таким несоответствием между субъективно-революционными намерениями автора и объективным антиреволюционным смыслом его центральных идей, как «Накопление капитала» Розы Люксембург. Этот труд Р. Люксембург вызвал странную на первый взгляд, но далеко не случайную, группировку сторонников и противников. Против теории накопления Р. Люксембург выступили, с одной стороны, официальные социал-реформистские теоретики, и, с другой стороны, коммунистические теоретики. Последовательными сторонниками этой теории оказались преимущественно ренегаты коммунизма (Тальгеймер и др.). Ее методологические установки встретили также сочувствие среди отдельных «левых» с.-д. (Штернберг, Гроссман и др.). В последние же годы, как мы покажем ниже, среди «левых» с.-д. усилились тенденции опереться в той или иной степени на теорию накопления Р. Люксембург для обоснования «левых» фраз о современном капитализме. Попытки выступать под знаменем люксембургианства наблюдаются в последние годы и со стороны троцкистов.

Причины этой группировки противников и сторонников теории накопления Р. Люксембург станут понятными ниже, после выяснения существа ее ошибок. Совершенно очевидно однако, что критика социал-фашистов и коммунистов не может не отличаться в корне как по своим исходным позициям и существу, так и по своим выводам.

I
 
ТЕОРИИ РЕАЛИЗАЦИИ К. МАРКСА И Р. ЛЮКСЕМБУРГ

Теория реализации Р. Люксембург противопоставляется ею теории расширенного воспроизводства Маркса, развитой им в отделе III второго тома «Капитала».

Маркс рассматривает, как известно, проблему воспроизводства в «идеальном», «чистом» капиталистическом хозяйстве, состоящем из двух классов – буржуазии и пролетариата. Такая абстракция необходима для того, чтобы установить имманентные закономерности

V


воспроизводства в капиталистической системе хозяйства как таковой. Но тем самым Маркс устанавливает имманентные закономерности воспроизводства в реальном капиталистическом хозяйстве, ибо капиталистическая система в нем господствует, и остатки докапиталистических систем в основном подчиняются законам развития капитализма, лишь частично их модифицируя.

Р. Люксембург, не возражая против правильности этой предпосылки Маркса при исследовании простого воспроизводства, решительно выступает однако против ее допустимости при исследовании расширенного воспроизводства.

«Теоретическое допущение общества, – пишет она, – состоящего из одних лишь капиталистов и рабочих... кажется мне неприменимым и мешающим анализу там, где речь идет о накоплении общественного капитала, взятого в целом. Так как последнее представляет д е й с т в и т е л ь н ы й   и с т о р и ч е с к и й   п р о ц е с с капиталистического, развития, то его, по-моему, невозможно понять, если отвлечься от всех условий этой исторической действительности. Капиталистическое накопление как исторический процесс с первого до последнего дня развивается в среде различных докапиталистических формаций, в постоянной политической борьбе и непрерывном экономическом взаимодействии с ними. Как же можно правильно понять этот процесс и внутренние законы его развития в б е с к р о в н о й   т е о р е т и ч е с к о й   ф и к ц и и, которая объявляет несуществующими всю эту среду, эту борьбу и это взаимодействие?»[1].

В этой цитате обращает на себя внимание странность аргументации Р. Люксембург. Ведь все процессы, исследуемые в «Капитале» Маркса, являются «действительными историческими процессами», все логические категории, отражающие капиталистическую экономику, являются историческими. Рассматривая эти процессы на определенной ступени абстракции, т. е. отвлекаясь от некоторых (а не всех) условий исторической действительности, Маркс тем самым обеспечивает возможность подлинного познания той же и с т о р и ч е с к о й действительности. «Все научные (правильные, серьезные, не вздорные) абстракции отражают природу глубже, вернее, п о л н е е»[2].

Вопреки утверждению Р. Люксембург, методологические предпосылки абстрактной теории расширенного воспроизводства Маркса вовсе не являются «бескровной теоретической фикцией». Маркс в действительности не абстрагируется в теории расширенного воспроизводства от всех исторических условий. То обстоятельство, что (с), (v) и (m) в схемах Маркса означают постоянный капитал, переменный капитал и прибавочную стоимость, свидетельствует, что проблема анализируется Марксом в условиях капиталистического хозяйства. То, общее всем системам общественного хозяйства, что есть в схемах Маркса (необходимость известной пропорциональности между подразделениями общественного воспроизводства и т. п.), дано в них в особенном, специфическом, историческом. Социальная природа и количественная опре-


[1] «Антикритика», стр. 389, разрядка наша.

[2] IX Ленинский сборник, стр. 183.

VI


деленность частей подразделений и их соотношений отражают специфические особенности к а п и т а л и с т и ч е с к о г о хозяйства.

Таким образом Маркс во втором томе «Капитала» абстрагируется при исследовании расширенного воспроизводства не от всех исторических условий, а лишь от таких, которые усложняют действие и м м а н е н т н ы х законов расширенного воспроизводства в капиталистическом хозяйстве. Если Р. Люксембург предпосылки исследования Маркса кажутся «бескровной теоретической фикцией», то в этом повинно отрицание ею самой в о з м о ж н о с т и расширенного воспроизводства в чистом капиталистическом хозяйстве.

Будучи несогласной с этой методологической предпосылкой исследования Маркса, Р. Люксембург пытается даже представить дело так, что эта предпосылка носит случайный характер, так как Маркс не успел будто бы проверить ее применимость к данной проблеме. В «Антикритике» она заявляет, что «Маркс специально в вопросе о накоплении не пошел дальше конструирования нескольких схем и начала их анализа» (стр. 376), что он «только поставил вопрос о накоплении совокупного общественного капитала, но не ответил на него» (стр. 389), что «для наглядности своей концепции он составил несколько математических схем, но едва только он приступил к объяснению их социальной практической возможности и к проверке их с этой точки зрения, как болезнь и смерть вырвали из рук его перо» (стр. 389).

Эти заявления Р. Люксембург вступают однако в резкое противоречие с тем фактом, что Маркс указывал на необходимость абстрактного анализа проблемы расширенного воспроизводства неоднократно как в «Капитале», так и в «Теориях прибавочной стоимости». Р. Люксембург вынуждена сама привести в гл. 25 «Накопления» ряд цитат из этих работ Маркса, которые доказывают, что необходимости исследования проблемы расширенного воспроизводства в «чистом» капитализме была им достаточно продумана. Р. Люксембург права, что «математические схемы служили Марксу лишь примером, иллюстрацией его экономических мыслей», но в том-то и дело, что эти иллюстрации с о о т в е т с т в у ю т экономическим рассуждениям Маркса, иллюстрируют его п о д л и н н ы е взгляды.

Р. Люксембург утверждает, что в чистом капитализме не может быть покупателей для товаров, в которых овеществлена прибавочная стоимость, подлежащая накоплению. Мы не будем здесь воспроизводить ее рассуждений и аргументов по этому вопросу, так как читатель может познакомиться с ними в данной книге – в «Накоплении капитала» (гл. VII, VIII, XXV, XXVI) и в «Антикритике» (стр. 375,-' 390)1.

Обратимся непосредственно к анализу критических замечаний Р. Люксембург.

Когда Р. Люксембург ставит вопрос: «Кто же является покупателем, потребителем той части всех общественных товаров, продажа которой только и делает возможным накопление?» и отвечает на него: «Ясно одно: этими покупателями не могут быть ни рабочие, ни капи-


[1] Читателю, впервые приступающему к ознакомлению с теорией накопления Р. Люксембург, мы рекомендуем начать чтение не с «Накопления капитала», а с первой, положительной части «Антикритики», стр. 375-390.

VII


талисты», – то в этом ответе отсутствует ясность в главном вопросе: о каких рабочих и какой покупательной способности капиталистов идет речь. Речь ведь идет в данном случае о н а к о п л е н и и. Накопление же предполагает наличие д о п о л н и т е л ь н о г о спроса капиталистов на средства производства и д о п о л н и т е л ь н о г о их спроса на рабочую силу, т. е. дополнительного спроса рабочих на средства потребления.

Р. Люксембург замечает лишь тот факт, что все капиталисты выступают на рынке с п р е д л о ж е н и е м тех товаров, в которых овеществлена подлежащая накоплению часть прибавочной стоимости. Но ведь именно потому, что эта часть прибавочной стоимости подлежит накоплению, каждый капиталист стремится к продаже своих товаров лишь для того, чтобы купить ч у ж и е. Таким образом в действительности все капиталисты нуждаются в товарах друг друга (в дополнительных средствах производства и средствах существования для дополнительных рабочих), т. е. наряду с п р е д л о ж е н и е м существует и с п р о с. Если необходимая пропорциональность не нарушена (а это – предпосылка схем), то спрос на эти товары создается самой необходимостью расширения производства.

Вопрос, который Р. Люксембург считает неразрешимым в чистом капиталистическом хозяйстве, разрешается таким образом, что спрос на товары, в которых овеществлена накопляемая прибавочная стоимость, предъявляют дополнительно сами капиталисты (на средства производства) и нанятые ими дополнительные рабочие (на средства потребления).

Р. Люксембург подходит сама к подобному, т. е. правильному, решению вопроса, но немедленно отвергает его.

«Может быть, – пишет она, – мы уподобляемся тому всаднику, который безнадежно разыскивал коня, на котором он сидел? Может быть капиталисты сами покупают друг у друга этот остаток товаров и притом не для того, чтобы прокутить их в свое удовольствие, а затратить именно на расширение производства с целью накопления? Ибо что такое накопление, как не расширение капиталистического производства? Но для того чтобы удовлетворять этой цели, указанные товары должны состоять не из предметов роскоши для частного потребления капиталистов, а из разного рода средств производства (нового постоянного капитала) и средств существования для рабочих.

«Пусть это будет так. Но подобное решение лишь переносит затруднение с данного момента на следующий. В самом деле, допустив, что накопление началось и что расширенное производство в следующем году выбрасывает на рынок еще большую массу товаров, чем в этом году, мы снова наталкиваемся на вопрос: где же мы тогда найдем покупателей для еще более возросшего количества товаров?

«Если нам ответят, что это возросшее количество товаров и в следующем году будет обменено капиталистами между собой и затрачивается ими всеми опять-таки для расширения производства, и так из года в год, – то мы будем иметь перед собой карусель, которая вращается сама собой в пустом пространстве. Это будет в таком случае не капиталистическое накопление, т. е. не накопление денежного капитала, а нечто противоположное: производство товаров ради производства,

VIII


стало быть, с точки зрения капитала, совершеннейшая бессмыслица»[1].

Признав таким образом возможность реализации подлежащей накоплению прибавочной стоимости, Р. Люксембург тут же отвергает ее (возможность) по тем соображениям, что: 1) такое производство ради производства с точки зрения капитала является бессмыслицей и 2) накопление должно представлять накопление денежного капитала.

Рассмотрим прежде всего первое соображение. Этот аргумент Р. Люксембург повторяет неоднократно, он является одним из ее центральных методологических положений. В той же «Антикритике» она заявляет: «Где здесь начало, инициатива импульса, – не видно. Мы явственно вращаемся в кругу, и проблема исчезает у нас под руками» (стр. 378).

Еще более резко этот вопрос формулирован ею в основной работе – «Накопление капитала».

«Но для того чтобы дать работу новым рабочим и приводить в движение новые средства производства, прежде всего, с капиталистической точки зрения, должна быть налицо какая-нибудь ц е л ь для расширения производства, должен быть дополнительный спрос на продукты, подлежащие изготовлению» (стр. 85, разрядка наша. – В. М.).

«Д л я к о г о происходит это прогрессирующее расширение: производства, – это на основании предпосылок марксовой схемы, определить невозможно... Спрашивается, д л я к о г о же капиталисты производят, когда и поскольку они не потребляют, а проявляют «подвиги воздержания», т. е. накопляют?.. Эти капиталисты являются, стало быть, ф а н а т и к а м и   р а с ш и р е н и я   п р о и з в о д с т в а   р а д и   р а с ш и р е н и я   п р о и з в о д с т в а» (стр. 232, разрядка наша. – В. М.).

Тот факт, что такая постановка вопроса повторяется Р. Люксембург неоднократно, показывает, что она стала жертвой глубоко ошибочного м е т о д о л о г и ч е с к о г о подхода по данному вопросу к капиталистическому хозяйству. Ведь непосредственной целью, стимулом капиталистического производства является прогрессирующее производство п р и б а в о ч н о й   с т о и м о с т и – п о л у ч е н и е   п р и б ы л и. Капиталисты расширяют производство для того, чтобы обеспечить рост прибыли. В то же время капиталистическое производство, как и всякое общественное производство, существует для удовлетворения общественных потребностей, хотя это достигается в нем лишь косвенно и в весьма ограниченной и понижающейся степени. «Производство ради производства» и является в капиталистическом хозяйстве выражением того, что н е п о с р е д с т в е н н о оно стимулируется не необходимостью удовлетворения общественных потребностей, а стремлением к прибыли. Таким образом все выражения о «бессмыслице», «абсурде» прогрессирующего производства ради производства, вопросы «для кого» и т. д. являются результатом забвения элементарных особенностей капиталистического хозяйства.

В том же «Накоплении капитала» Р. Люксембург дала правильные формулировки действительных стимулов производства для производ-


[1] «Антикритика», стр. 384-385.

IX


ства. Мы приведем несколько кратких цитат, которые прекрасно отвечают на вопросы, поставленные ею в той же работе, о цели, стимулах и т. п. расширенного воспроизводства как производства ради производства.

«Следовательно прибыль как конечная цель и определяющий момент господствует здесь не только над производством, но и над воспроизводством» (стр. 7).

«Целью и движущим мотивом капиталистического производства является не просто прибавочная стоимость в любом количестве и однократное присвоение ее, а прибавочная стоимость неограниченная, ее непрерывное нарастание, все увеличивающиеся количества ее» (стр. 11).

Чем же тогда объяснить эту странную аберрацию, это странное забвение Р. Люксембург установленных ею в той же работе элементарных особенностей капиталистического хозяйства? Роковую роль сыграл очевидно в данном случае т е л е о л о г и ч е с к и й подход Р. Люксембург к воспроизводству о б щ е с т в е н н о г о капитала, непонимание ею связи, существующей между мотивами о т д е л ь н ы х капиталистов и движением о б щ е с т в е н н о г о капитала в целом.

Не лучше обстоит дело и с другим критическим соображением Р. Люксембург о том, что накопление должно представлять накопление денежного капитала. Этот аргумент приведен ею в «Антикритике» и в развернутом виде. Она утверждает там, что «накоплять капитал не значит производить все большие горы товаров, а превращать все больше товаров в денежный капитал». Рассматривая то объяснение вопроса, согласно которому деньги попеременно обслуживают реализацию прибылей отдельных капиталистов, Р. Люксембург заявляет: «Итак, мы остаемся при старом: совокупный общественный капитал приносит постоянно – и притом в денежной форме – совокупную прибыль, которая в целях совокупного процесса накопления должна постоянно возрастать. Но как эта сумма может возрастать, если слагаемые только путешествуют из одного кармана в другой?»[1].

Р. Люксембург и в данном случае делает существенную ошибку. В действительности накопление совокупного общественного капитала происходит главным образом в материальной форме – в форме средств производства и т. п. Денежный капитал есть не что иное как достигшая самостоятельности, обособившаяся функциональная форма кругооборота промышленного капитала, которую последний т о   п р и н и м а е т, т о   о т т о р г а е т в процессе своего кругооборота. Совокупная прибыль («сумма») может возрастать и в натуральном виде, ибо отдельные ее составные части лишь п р о х о д я т денежную форму. Индивидуальный капиталист знает, что он может превратить с в о й капитал и с в о ю прибыль в деньги, в денежный капитал. Рост общественного капитала сопровождается обычно известным ростом денежного капитала, но оба процесса не идентичны.

Не считая целесообразным подвергать здесь рассмотрению все возражения, выдвинутые Р. Люксембург по вопросу о роли денег


[1] «Антикритика», стр. 397.

X


в процессе расширенного воспроизводства, мы считаем однако необходимым отметить имеющиеся у ней по этому вопросу противоречия. С одной стороны, Р. Люксембург упрекает Маркса в том, что вопрос, «откуда берется спрос на прибавочную стоимость», он подменил вопросом, «откуда берутся деньги для реализации прибавочной стоимости». С другой стороны, Р. Люксембург сама чрезвычайно преувеличивает значение денег, рисуя накопление капитала как накопление денежного капитала. В действительности Марксу чужды ошибки, приписываемые ему Р. Люксембург. Вопрос, «откуда берется спрос на прибавочную стоимость», он выясняет, как мы убедились выше, при помощи схем. Вопрос же об источнике денег фигурирует у него как особый вопрос.

Обратимся теперь к той теории реализации, которую Р. Люксембург п р о т и в о п о с т а в и л а марксовой. Считая невозможной реализацию прибавочной стоимости, подлежащей накоплению, в чистом капиталистическом хозяйстве, Р. Люксембург выдвигает в качестве необходимой предпосылки осуществления в капитализме расширенного воспроизводства существование некапиталистической среды, в которой капиталисты могли бы реализовать товары, представляющие накопляемую часть прибавочной стоимости.

«Таким образом между капиталистическим производством и его некапиталистической средой с самого начала должны были развиться отношения обмена, при которых для капитала создалась возможность реализовать в чистом золоте свою собственную прибавочную стоимость для целей дальнейшей капитализации, обеспечивать себя всякого рода необходимыми ему для расширения собственного производства товарами и, наконец, путем разрушения этих некапиталистических форм производства получать все новый и новый приток пролетаризованной рабочей силы»[1].

Мы не станем здесь излагать подробно теорию Р. Люксембург, ибо читатель может познакомиться с ней в настоящей книге[2].

Рассмотрим теорию реализации Р. Люксембург по существу.

В том же отделе III тома второго «Капитала», в котором изложена критикуемая Р. Люксембург абстрактная теория реализации Маркса, последний, в связи с вопросом о допустимости абстрагирования от внешней торговли, высказывает мысли, которые имеют прямое отношение и к вопросу о допустимости абстрагирования от некапиталистической среды.

«Капиталистическое производство, – пишет Маркс, – вообще не существует без внешней торговли. Но если мы предполагаем нормальное годичное воспроизводство в раз данном масштабе, мы тем самым представляем дело так, что внешняя торговля лишь замещает туземные предметы предметами иной потребительной или натуральной формы, причем она не оказывает влияния на отношения стоимости, а следовательно, и на те отношения стоимости, в которых обмениваются друг на друга две категории: средства производства и средства потребления, равно как на отношения постоянного капитала, пере-


[1] «Антикритика», стр. 385-387.

[2] «Накопление капитала», отдел III, в особенности гл. XXV и XXVI, «Антикритика», стр. 375-390.

XI


менного капитала и прибавочной стоимости, на которые может быть разложена стоимость продукта каждой из этих двух категорий. Поэтому привлечение внешней торговли к анализу ежегодно воспроизводимой стоимости продукта, не давая ничего нового ни для проблемы, ни для ее разрешения, может лишь внести путаницу. Следовательно, необходимо совершенно абстрагироваться от нее»[1].

Достаточно вдуматься в смысл аргументации Маркса, чтобы стало ясно, что она может быть целиком отнесена и к теории накопления Р. Люксембург.

На самом деле, если внешняя торговля лишь з а м е щ а е т одни потребительные стоимости другими, то это означает, что она не дает с точки зрения а б с т р а к т н о й теории реализации никаких н о в ы х возможностей реализации накопляемой прибавочной стоимости по сравнению с теми, которые имеются и в чистом капитализме. Если мы теоретически предполагаем мировое чистое капиталистическое хозяйство, в котором производятся в с е необходимые потребительные стоимости, то ведь и в нем проблема реализации прибавочной стоимости, подлежащей накоплению, может быть разрешена замещением одних потребительных стоимостей другими. Если это возможно, как полагает Р. Люксембург, при наличии некапиталистической среды, то почему это невозможно в чистом капиталистическом хозяйстве?

Логическую несостоятельность припутывания внешней торговли при рассмотрении абстрактной теории реализации неоднократно подчеркивал и Ленин. Так например в своей работе «К характеристике экономического романтизма», критикуя теорию «третьих лиц» Сисмонди (с которой теория реализации Р. Люксембург в основном тождественна), Ленин заявлял следующее:

«А внешний рынок? Не отрицаем ли мы необходимости внешнего рынка для капитализма? Конечно, нет. Но только вопрос о внешнем рынке не имеет а б с о л ю т н о   н и ч е г о   о б щ е г о   с   в о п р о с о м   р е а л и з а ц и и, и попытка связать их в одно целое характеризует лишь романтические пожелания «задержать» капитализм и романтическую неспособность к логике. Теория, разъяснившая вопрос о реализации, показала это с полной точностью. Романтик говорит: капиталисты не могут потребить сверхстоимость и потому должны сбывать ее за границу. Спрашивается, не даром ли уже отдают капиталисты свои продукты иностранцам или не бросают ли они их в море? Продают – значит получают эквивалент; вывозят одни продукты – значит ввозят другие. Если мы говорим о реализации общественного продукта, то мы этим самым устраняем уже денежное обращение и предполагаем лишь обмен продуктов на продукты, ибо вопрос о реализации в том и состоит, чтобы анализировать в о з м е щ е н и е всех частей общественного продукта по стоимости и по материальной форме. Поэтому начать рассуждение о реализации и кончить его тем, что «сбудут-де продукт за деньги», – так же смешно, как если бы на вопрос о реализации постоянного капитала в предметах потребления был дан ответ: «продадут». Это просто грубый логический промах: люди сбиваются с вопроса о реализации всего обществен-


[1] «Капитал», т. II, гл. XX, раздел XII.

XII


ного продукта на точку зрения единичного предпринимателя, которого, кроме «продажи иностранцу», ничто дальше не интересует. Припутывать внешнюю торговлю, вывоз к вопросу о реализации – это значит увертываться от вопроса, о т о д в и г а я его лишь на более широкое поле, но н и с к о л ь к о   н е   в ы я с н я я его. Вопрос о реализации ни на йоту не подвинется вперед, если мы вместо рынка одной страны возьмем рынок известного комплекса стран»[1].

Утверждение Ленина, что припутывание внешней торговли (а значит и некапиталистической среды) лишь отодвигает вопрос о реализации на более широкое поле, нисколько не выясняя его, можно проиллюстрировать следующим примером.

Допустим, что схема расширенного воспроизводства включает также производство некапиталистических товаропроизводителей, т. е. что выполнено основное требование Р. Люксембург об анализе проблемы расширенного воспроизводства в некапиталистической среде. Чтобы не усложнять дела новыми вычислениями, примем, что та схема расширенного воспроизводства, которая фигурирует у Маркса, отражает соотношение не только в чистом капиталистическом хозяйстве, но и в среде некапиталистических товаропроизводителей, т. е. что в (с) входит, кроме постоянного капитала капиталистов, стоимость средств производства самостоятельных товаропроизводителей, в (v), кроме переменного капитала, – та часть дохода некапиталистических товаропроизводителей, которая идет на личное потребление этих производителей и их семей, в накопляемую часть (m) – накопление (очень незначительное) некоторых групп этих товаропроизводителей. Хотя подобное включение в схемы простого товарного хозяйства весьма условно, оно все же для иллюстративных целей допустимо.

Спрашивается: изменится что-либо в проблеме реализации по сравнению с тем ее содержанием, которое она имеет в чистом капиталистическом хозяйстве? Применяя метод рассуждения Р. Люксембург, мы неизбежно должны притти к выводу, что и в этом случае нет покупателей накопляемой части (m). В самом деле, ведь покупательная способность капиталистов, рабочих и некапиталистических товаропроизводителей ограничена (с+v) плюс потребляемая часть (m). Раз другую часть (m) капиталисты и некапиталистические товаропроизводители хотят накопить, то по методу рассуждений Р. Люксембург для нее не должно оказаться покупателей. Кому в таком случае можно продать товары, в которых овеществлена эта часть (m)? Ведь покупательная способность некапиталистической среды уже учтена в нашем примере[2].

Таким образом с п а с и т е л ь н а я   р о л ь   н е к а п и т а л и с т и ч е с к о й   с р е д ы   о к а з ы в а е т с я   м н и м о й. У сторонников Р. Люксембург остаются лишь два выхода: либо отрицать


[1] Ленин, Соч., т. II, «К характеристике экономического романтизма», гл. VI.

[2] Попытка такой конкретизации утверждений Маркса и Ленина была впервые, если не ошибаемся, сделана т. Крицманом в его статье «О накоплении и “третьих лицах”» (см. «Вести, Ком. акад.» № 5). Наш пример отличается от примера т. Крицмана тем, что мы не видим нужды предполагать существование в теоретически мыслимом простом товарном хозяйстве эксплоататоров. Кроме того мы не видим нужды припутывать к примеру натуральное хозяйство.

XIII


возможность накопления и при существовании некапиталистической среды, либо признать возможность реализации и в абстрактном чистом капитализме.

II
 
ПРОТИВОРЕЧИЯ РАСШИРЕННОГО ВОСПРОИЗВОДСТВА И КРИЗИСЫ.

Абстрактная теория реализации объясняет ту возможность расширенного воспроизводства, которая находит проявление в среднем в итоге цикла. Но эта теория отнюдь не утверждает, что возможность, расширенного воспроизводства реализуется без трудностей и нарушений.

«Абстрактная теория реализации, – пишет Ленин, – предполагает и должна предполагать пропорциональное распределение продукта между различными отраслями капиталистического производства. Но, предполагая это, теория реализации отнюдь не утверждает, что в капиталистическом обществе продукты всегда распределяются или могут распределяться пропорционально... Поскольку мы берем абстрактную теорию реализации... постольку неизбежен вывод о возможности реализации. Но, излагая абстрактную теорию, надо указать на те противоречия, которые присущи действительному процессу реализации»[1].

Исследуя, как происходит воспроизводство и обращение общественного капитала, схема Маркса предполагает наличие необходимой пропорциональности. Тем не менее неизбежность нарушений этой пропорциональности вытекает из самой сущности схемы. Поскольку последняя рассматривает, как отмечено было выше, процесс расширенного воспроизводства в   к а п и т а л и с т и ч е с к о м хозяйстве, постольку в схему включено противоречие между общественным характером производства и частным характером присвоения. Между тем именно это противоречие объясняет необходимость кризисов.

Устанавливая условия необходимой пропорциональности, при которых возможен процесс расширенного воспроизводства в капиталистическом хозяйстве, схема выясняет тем самым линии неизбежного нарушения этой пропорциональности, ибо в анархическом хозяйстве необходимая пропорциональность может реализоваться лишь через механизм нарушений этой пропорциональности и вызываемых ими тенденций к ее восстановлению.

Состояние необходимой пропорциональности, которое дается Марксом в схемах, не является для капитализма, а значит и для его теоретического изучения, и с х о д н ы м. Исходным при изучении капиталистического воспроизводства является д в и ж е н и е   а н т а г о н и с т и ч е с к и х   п р о т и в о р е ч и й   э т о г о   в о с п р о и з в о д с т в а. Схемы непосредственно рисуют рост антагонистических противоречий капиталистического воспроизводства: в о-п е р в ы х, они показывают, что расширенное воспроизводство означает расширенное воспроизводство классовых отношений и противоречий капитализма, так как, с одной стороны, растет богатство капиталистов и воспроизводится в расширенном масштабе их классовое господство и, с другой – происходит расширенное воспроизводство класса наем-


[1] Ленин, Соч., т. II, стр. 407, изд. 3-е.

XIV


ных рабочих и нищеты масс; в о-в т о р ы х, в силу этого более быстрый рост первого подразделения, производящего средства производства, по сравнению со вторым подразделением, производящим средства потребления, отражает рост и обострение в капиталистическом обществе противоречия между производством и потреблением. Схемы показывают, что потребление рабочих масс образует узкий базис капиталистического воспроизводства. Таким образом в схемах Маркс не только не отвлекается от противоречий капиталистического воспроизводства, но именно их исследует.

Всего этого не понимает Р. Люксембург. Справедливо выступая против ряда апологетических взглядов критиков-эпигонов (Экштейна, Бауэра и др.), она в пылу антикритики углубляет свои ошибки. Она утверждает, что на основе схемы расширенного воспроизводства Маркса кризисы как периодическое явление становятся необъяснимыми.

«Капиталистические кризисы становятся необъяснимым явлением. Или у нас в таком случае остается лишь одно объяснение – кризисы вытекают не из несоответствия между способностью к расширению капиталистического производства и способностью к расширению рынка сбыта, а исключительно только из диспропорциональности между различными отраслями капиталистического производства» [1].

Больше того, в гл. XXV «Накопления» Р. Люксембург утверждает, что теория расширенного воспроизводства, развитая Марксом в отделе III тома второго «Капитала», противоречит той характеристике хода капиталистического накопления, которую Маркс дал на протяжении всего «Капитала» и в особенности в третьем томе[2].

Такое противоречие Р. Люксембург усматривает прежде всего в том, что «схемы не учитывают регрессирующей производительности труда». Она пытается доказать, что при учете роста органического строения капитала основные отношения марксовых схем нарушатся. Оставляя здесь в стороне некоторые другие «противоречия», открытые Р. Люксембург, отметим далее, что весьма существенное противоречие между т. II и III «Капитала» она усматривает в том, что схема расширенного воспроизводства исключает установленное Марксом «глубокое основное противоречие между производительной и потребительной способностью капиталистического общества». Мы не будем воспроизводить здесь ее аргументацию по этим вопросам, отсылая читателей к гл. XXV «Накопления».

Что касается замечаний Р. Люксембург о противоречиях, связанных с ростом органического строения капитала, то те отдельные верные мысли, которые имеются в этих замечаниях, свидетельствуют не о невозможности расширенного воспроизводства в чистом капитализме, а о том, что оно может совершаться лишь среди трудностей и нарушений. Поэтому в абстрактной теории воспроизводства Маркс мог абстрагироваться от роста органического строения капитала.


[1] «Антикритика», стр. 399,

[2] Следует отметить, что в этом отношении Р. Люксембург не оригинальна. О противоречии между отделом III тома второго «Капитала» и теоретическими положениями тома третьего писал задолго до нее Туган-Барановский. Ленин подверг утверждения Тугана уничтожающей критике.

XV


Утверждение же Р. Люксембург, что из схемы расширенного воспроизводства будто бы исключено противоречие между производством и потреблением, что кризисы могут объясняться на основе схемы лишь диспропорциональностью между различными отраслями капиталистического производства, – является конечно глубоко ошибочным. Мы отметили уже выше, что схема включает противоречие между общественным характером производства и частным характером присвоения, а значит и вытекающее из него противоречие между производством и потреблением. Деление внутри подразделений на постоянный и переменный капитал и деление всего общественного воспроизводства на подразделения средств производства и средств потребления показывают, что в условия необходимой пропорциональности схем включена и пропорциональность между производством и потреблением.

Таким образом пропорциональность отраслей производства предполагает также пропорциональность между производством и потреблением.

«Потребительная сила общества», – пишет Ленин, – и «пропорциональность различных отраслей производства», – это вовсе не какие-то отдельные, самостоятельные, не связанные друг с другом условия. Напротив, известное состояние потребления есть один из элементов пропорциональности»[1].

При этом то обстоятельство, что определенное состояние потребления является элементом пропорциональности и не может быть поэтому противопоставляемо пропорциональности отдельных отраслей, отнюдь не противоречит о с о б о м у   х а р а к т е р у   и   о с о б о м у   з н а ч е н и ю противоречия между производством и потреблением. Потребление является таким элементом пропорциональности, который оказывается наиболее «узким местом» этой пропорциональности. Хотя в периоды подъема и расцвета, предшествующие кризисам, потребление повышается, его рост отстает от роста производства. Поэтому в нарушениях пропорциональности процесса воспроизводства периодическое отставание роста потребления от роста производства играет особую роль.

Ленин подчеркивает неоднократно в своих статьях, ссылаясь на цитаты из работ Маркса, что «в к о н е ч н о м   с ч е т е изготовление средств производства необходимо связано с изготовлением предметов потребления, ибо средства производства изготовляются не ради самых же средств производства, а лишь ради того, что все больше и больше средств производства требуется в отраслях промышленности, изготовляющих предметы потребления»[2]. В то же время Ленин подчеркивает, что противоречие между производством и потреблением существует даже при предположении идеально-гладкого хода процесса воспроизводства.

«Д а ж е при идеально-гладком и пропорциональном воспроизводстве и обращении всего общественного капитала неизбежно противоречие между ростом производства и ограниченными пределами потребления. В действительности же к р о м е   т о г о процесс


[1] Ленин, Соч., т. II, изд. 3-е, стр. 430.

[2] Там же, стр. 424.

XVI


реализации идет не с идеально-гладкой пропорциональностью, а лишь среди „затруднений", „колебаний", „кризисов" и пр.»[1].

Маркс, Ленин не считали, в отличие от Р. Люксембург, что противоречие между производством и потреблением должно приводить к   с и с т е м а т и ч е с к о м у,   х р о н и ч е с к о м у перепроизводству, к   с и с т е м а т и ч е с к о й диспропорции между производством и потреблением.

«Я нигде не говорил, – писал Ленин, – что это противоречие должно с и с т е м а т и ч е с к и давать избыточный продукт; я этого не думаю, и подобного взгляда нельзя вывести из слов Маркса. Противоречие между производством и потреблением, присущее капитализму, состоит в том, что производство растет с громадной быстротой, что конкуренция сообщает ему тенденцию безграничного расширения, тогда как потребление (личное), если и растет, то крайне слабо; пролетарское состояние народных масс не дает возможности быстро расти личному потреблению»[2].

Эта тенденция капиталистического хозяйства к безграничному расширению производства и к одновременному ограничению потребления и находит свое проявление в п е р и о д и ч е с к и х нарушениях пропорциональности в народном хозяйстве, в п е р и о д и ч е с к и х кризисах. Неправильно однако отрывать противоречие между производством и потреблением от всей системы противоречий капиталистического хозяйства, вырастающих на основе противоречия между общественным характером производства и частным характером присвоения. «Кризисы, – заявляет Маркс, – должны рассматриваться как реальное соединение и насильственное выравнивание в с е х противоречий буржуазной экономики»[3].

В отличие от Маркса, Энгельса и Ленина Р. Люксембург отрывает противоречие между производством и потреблением, как от основного противоречия капитализма, противоречия между общественным характером производства и частным характером присвоения, так и от остальных противоречий, вырастающих из этого основного противоречия.

Р. Люксембург придает особое значение тому истолкованию схем расширенного воспроизводства Маркса, которое дано было Туган-Барановским в его теории накопления. Эту теорию Туган-Барановского она выдвигает в качестве пугала против схем расширенного воспроизводства Маркса. Между тем схемы Туган-Барановского имеют лишь формальное сходство со схемами Маркса, в корне противореча им по существу. Схемы Маркса, являясь иллюстрацией его экономического исследования, не только не абстрагируются от противоречия между производством и потреблением, но, как мы убедились выше, включают это противоречие. Наоборот, у Туган-Барановского связь между производством и потреблением оказывается по существу разорванной. Строя схемы, в которых потребление систематически падает, и доказывая на этом основании возможность реализации при любом сокращении потребления, Туган-Барановский лишает схемы


[1] Ленин, Соч., т. II, изд. 3-е, стр. 415-416.

[2]Там же, стр.422.

[3] «Теории прибавочной, стоимости», ,т. II, ч. 2, изд. 1932 г., стр. 186, разрядка наша.

XVII


в с я к о г о   с о ц и а л ь н о г о   с о д е р ж а н и я. В то время как схемы Маркса являются с о д е р ж а т е л ь н ы м и абстракциями, отражающими имманентные соотношения воспроизводства и обращения общественного капитала, – схемы Туган-Барановского являются пустыми и бессодержательными абстракциями, арифметическими упражнениями, не имеющими никакого отношения к действительности капиталистического хозяйства.

Поскольку капиталистическое хозяйство характеризуется противоречием между производством и потреблением, и рост богатства правящих классов сопровождается в нем ростом народной нищеты, оно удовлетворяет общественные потребности в весьма ограниченной и понижающейся степени. Однако и в капиталистическом хозяйстве производство средств производства необходимо связано с производством предметов потребления и служит в конечном счете именно этому производству. Поэтому личное потребление образует и в капиталистическом хозяйстве базис воспроизводства в целом. Из того обстоятельства, что этот базис является весьма узким, отнюдь не вытекает однако возможность абстрагирования от потребления, от связи между производством и потреблением, от противоречия между ними. Вместе с тем отсюда не вытекает невозможность расширенного воспроизводства в капиталистическом хозяйстве.

«Это противоречие, – заявляет Ленин, – не означает невозможности капитализма, но оно означает необходимость превращения в высшую форму: чем сильнее становится это противоречие, тем дальше развиваются как объективные условия этого превращения, так и субъективные условия, т. е. сознание противоречия работниками»

III
 
ТЕОРИЯ ИМПЕРИАЛИЗМА Р. ЛЮКСЕМБУРГ

Разбор основных возражений Р. Люксембург против теории реализации Маркса и основных положений ее собственной теории реализации дает нам возможность перейти теперь к теории империализма Р. Люксембург. Необходимость экономического объяснения империализма является, как это подчеркивается Р. Люксембург, не только в подзаголовке к названию книжки, но и неоднократно в тексте, – ц е н т р а л ь н о й задачей ее книги.

Р. Люксембург не ограничивается формулировкой собственной теории империализма, но пытается также доказать, что предпосылки схем Маркса исключают самую возможность объяснения империализма. «Но Маркс, как мы видели, допускает во втором томе своего «Капитала», что весь мир является лишь „одной капиталистической нацией" и что все другие хозяйственные и общественные формы исчезли. Как же, спрашивается, объяснить империализм в таком обществе, где для него совершенно не осталось места?..»[2].

Это возражение, кажущееся на первый взгляд весьма убедительным, обнаруживает однако вопиющее непонимание методологического подхода Маркса к интересующим Р. Люксембург проблемам внешней торговли, экспорта капитала и т. п. Исследуя в отделе III вто-


[1] Ленин, т. II, изд. 3-е, стр. 424.

[2] «Антикритика», стр. 339.

XVIII


рого тома «Капитала», как происходит процесс воспроизводства и обращения общественного капитала, Маркс для выяснения э т о й п р о б л е м ы абстрагируется от некапиталистической среды, ибо ее существование с точки зрения абстрактной теории реализации, предполагающей наличие пропорциональности и т. д., нисколько не облегчает познание процесса реализации и наоборот затрудняет выяснение соотношений воспроизводства общественного капитала. Но это не только не исключает, но именно предполагает необходимость продолжения восхождения от абстрактного к конкретному, а значит – и исследования в дальнейшем, в частности, вопроса о подлинной роли некапиталистической среды.

Вместе с тем в этом возражении проглядывает одна из центральных ошибок люксембургианских воззрений на империализм. Как явствует из этой цитаты, Р. Люксембург усматривает корни империализма, самую его необходимость лишь во взаимоотношениях капитализма с некапиталистической средой. В отношениях капиталистических стран друг к другу она необходимости империализма не видит. Мы покажем ниже, что в этом вопросе Р. Люксембург смыкается с Каутским.

Больше того, Р. Люксембург считает, что на основе теории расширенного воспроизводства Маркса нельзя понять не только такие яркие проявления империализма, как «стремительность в погоне за отдаленнейшими рынками сбыта и вывозом капитала», но даже самый факт существования внешней торговли.

«Если капиталистическое производство само для себя образует достаточный рынок и допускает расширение за счет всей накопленной прибавочной стоимости, то становится загадочным еще другое явление современного развития: стремительность в погоне за отдаленнейшими рынками сбыта и вывозом капитала, т. е. наиболее яркие явления современного империализма. В самом деле, зачем же весь этот шум? К чему завоевание колоний, война из-за опия в 40-х и 60-х гг. и к чему наконец современная драка из-за болот Конго и месопотамских пустынь? Ведь капитал может остаться у себя дома и добросовестно питаться»[1].

«С точки зрения изложенного выше понимания воспроизводства для внешней торговли на самом деле нет места. Если капитализм в любой стране с самого начала своего развития образует тот знаменитый «замкнутый круг», в котором он вращается, подобно кошке вокруг своего собственного хвоста, и «сам себе довлеет», в котором он для себя создает неограниченный сбыт и сам же создает препятствия для своего расширения, то и каждая капиталистическая страна представляет собой в экономическом отношении замкнутое «самодовлеющее» целое. Только в одном случае была бы тогда понятна внешняя торговля: она была бы понятна как средство для покрытия естественного недостатка данной страны в определенных продуктах почвы и климата путем ввоза их из-за границы, – только как необходимый ввоз сырых материалов и средств питания»[2].


[1] «Антикритика», стр. 400.

[2] «Накопление», стр. 212.

XIX


Нам придется остановиться на этих возражениях несколько подробнее, так как они имеют большое значение для выявления существа ошибок Р. Люксембург в теории империализма.

Утверждение Р. Люксембург, что с точки зрения критикуемой ею теории реализации не остается места для внешней торговли, свидетельствует о непонимании ею действительных причин необходимости внешней торговли при капитализме.

Если абстрактная теория реализации, рассматривающая мировое хозяйство как одну капиталистическую нацию и предполагающая наличие необходимой пропорциональности, абстрагируется тем самым по праву от внешней торговли, то это отнюдь не преуменьшает значение внешней торговли в конкретном капитализме. Е с л и   б ы нормы прибыли при продаже товаров внутри страны и за границей были равны, е с л и   б ы капитализм не развивался неравномерно, е с л и   б ы всегда сохранялась необходимая пропорциональность, то необходимость внешней торговли могла бы быть объяснена действительно лишь географическим разделением труда. Но капитализм не был бы тогда капитализмом.

Возможность реализации при посредстве внешней торговли повышенной нормы прибыли вытекает прежде всего из разницы в уровне национальных рыночных стоимостей (т. е. общественно-необходимого рабочего времени), из того факта, что передовая страна, продавая товары в отсталой (хотя бы и капиталистической) стране даже н и ж е рыночной стоимости э т о й с т р а н ы, продает их все же в ы ш е   с в о е й рыночной стоимости, т. е. присваивает неоплаченный труд отсталой страны и реализует тем самым сверхприбыль. Отсталая страна подвергается в этом случае эксплоатации, несмотря на то, что обмен выгоден и ей, так как она получает товары дешевле, чем смогла бы их произвести сама.

«Капиталы, вложенные во внешнюю торговлю, – пишет Маркс, – могут давать более высокую норму прибыли, так как, во-первых, здесь идет конкуренция с товарами, которые производятся другими странами при менее благоприятных условиях производства, так что более передовая страна продает свои товары выше их стоимости, хотя дешевле конкурирующих стран. Поскольку труд более передовой страны оценивается при этом как труд более высокого удельного веса, норма прибыли повышается, потому что труд, не оплачиваемый как труд более высокого качества, продается как таковой. То же самое может иметь место по отношению к той стране, в которую отправляются товары и из которой покупаются товары; именно такая страна отдает овеществленного труда in natura более, чем получает, и все-таки получает при этом товары дешевле, чем могла бы сама их производить»[1].

Далее капитализму свойственна тенденция к   б е з г р а н и ч н о м у расширению производства. Когда определенные отрасли производства достигают внутри страны такого уровня развития, что емкость внутреннего рынка для их продукции оказывается исчерпанной, то стремления к максимальной прибыли и давление конкурент-


[1] «Капитал», т. III, гл. XIV, раздел V.

XX


ной борьбы вынуждают их продолжать расширение производства путем вывоза товаров за границу.

Наконец неизбежные в анархическом хозяйстве н а р у ш е н и я   п р о п о р ц и о н а л ь н о с т и побуждают искать выхода в расширении внешнего поля сбыта.

При этом следует подчеркнуть, что необходимость внешней торговли во всех этих случаях существует не только для реализации накопляемой прибавочной стоимости, но и для реализации тех товаров, в которых овеществлена стоимость постоянного капитала, переменного капитала и потребляемая часть прибавочной стоимости.

«Не только продукты (или части продуктов), возмещающие сверхстоимость, – пишет Ленин, – но и продукты, возмещающие переменный капитал; не только продукты, возмещающие переменный капитал, но и продукты, возмещающие постоянный капитал... не только продукты, существующие в форме предметов потребления, но и продукты, существующие в форме средств производства, – все одинаково реализуется лишь среди «затруднений», среди постоянных колебаний, которые становятся все сильнее по мере роста капитализма, среди бешеной конкуренции, которая п р и н у ж д а е т каждого предпринимателя стремиться к безграничному расширению производства, выходя за пределы данного государства, отправляясь на поиски новых рынков в странах, еще не втянутых в капиталистическое обращение товаров. Мы подошли теперь и к вопросу о том, почему необходим внешний рынок для капиталистической страны? Совсем не потому, что продукт вообще не может быть реализован в капиталистическом строе. Это-вздор. Внешний рынок необходим потому, что капиталистическому производству п р и с у щ е стремление к   б е з г р а н и ч н о м у расширению – в противоположность всем старым способам производства, ограниченным пределами общины, вотчины, племени, территориального округа или государства. Между тем как при всех старых хозяйственных режимах производство возобновлялось каждый раз в том же виде и в тех же размерах, в которых шло раньше, – в капиталистическом строе это возобновление в том же виде становится н е в о з м о ж н ы м, и законом производства становится б е з г р а н и ч н о е расширение, вечное движение вперед»[1]. Все эти причины объясняют экономическую необходимость внешней торговли в конкретном капитализме даже при наличии возможности с точки зрения абстрактной теории реализации расширенного воспроизводства в чистом капитализме.

Что касается э к с п о р т а   к а п и т а л а, то основной его причиной также является разница в нормах прибыли. В отсталых странах, где органическое строение капитала является низким и в то же время рабочие руки, сырье и т. д. дешевы, – норма прибыли значительно выше, чем в передовых. Это и вызывает экспорт капитала в отсталые страны и борьбу за возможность наиболее выгодного его приложения.

«Что касается капиталов, – пишет Маркс, – вложенных в колониях и т. д., то они могут давать более высокие нормы прибыли, так


[1] Ленин, Соч., т. II, изд. 3-е, стр. 33-34; см. также т. III, гл. I, раздел VIII.

XXI


как там вследствие более низкого развития норма прибыли вообще стоит выше, а при условии применения рабов, кули и т. п. стоит выше и эксплоатация труда»[1].

«Если капитал, – пишет Маркс, – посылается за границу, то это происходит не потому, чтобы он абсолютно не мог найти применения внутри страны. Это происходит потому, что за границей он может быть помещен при более высокой норме прибыли»[2].

Отмеченные выше причины, вызывавшие экспорт товаров и капиталов и до эпохи империализма, продолжают действовать и при империализме. Но господство монополий, развитие новых форм конкурентной борьбы и борьба за передел мира оказывают существенное модифицирующее влияние, создавая в эпоху империализма н е о б х о д и м о с т ь экспорта капитала.

Рост монопольных цен ограничивает в передовых капиталистических странах емкость внутреннего рынка, обостряет нищету масс, тормозит развитие сельского хозяйства. В результате этого усиливается нужда во внешних рынках сбыта для товаров и внешних сферах приложения для капиталов. Необходимость экспорта капитала усиливается также тем обстоятельством, что приложение его в картелированных отраслях не всегда возможно, а в некартелированных норма прибыли очень низка. Далее рост картельного протекционизма, затрудняя проникновение товаров в соответствующие страны, делает в то же время особенно выгодным экспорт в них капитала. «Необходимость вывоза капитала создается тем, что в немногих странах капитализм „перезрел", и капиталу недостает (при условии неразвитости земледелия и нищеты масс) поприщ „прибыльного" помещения»[3].

Наконец экспорт капитала становится о р у д и е м борьбы монополистических объединений за м о н о п о л ь н о е владение источниками дешевого сырья и рынками сбыта, за передел мира. Поэтому при одновременном обострении необходимости экспорта товаров и капиталов, – экспорт капитала «приобретает особо важное значение» (Ленин). Экспорт товаров оказывается в существенной зависимости от экспорта капитала.

Таким образом, вопреки мнению Р. Люксембург, «стремительность в погоне за отдаленнейшими рынками сбыта и вывозом капитала» может быть понята и объяснена именно на основе марксовой теории реализации, но при условии учета всей системы противоречий капитализма и, в особенности, тех противоречий, которые порождаются господством монополий и их политикой. Наоборот теория реализации Р. Люксембург не может объяснить, как мы убедились выше, даже в о з м о ж н о с т и реализации к а к   т а к о в о й.

Р. Люксембург правильно отмечает в «Антикритике», что «объяснение экономического корня империализма должно быть выведено специально из закона накопления капиталов и приведено с ними в соответствие». Но в том-то и дело, что исследование процесса накопления и его результатов она подменила исследованием лишь пробле-


[1] «Капитал», т. III, гл. XIV, раздел V.

[2] Там же, гл. XV, раздел III.

[3] Ленин, Соч., т. XIX, изд. 3-е, стр. 120.

XXII


мы реализации, выводя теорию империализма непосредственно из теории реализации.

Ленинская же теория империализма исходит именно из процесса накопления капитала, концентрации производства и роста на этой основе монополий. Ленин, как и Р. Люксембург, доказывает э к о н о м и ч е с к у ю   н е о б х о д и м о с т ь империализма. Но в отличие от Р. Люксембург империализм, по Ленину, это – с т а д и я развития капитализма и при этом – п о с л е д н я я его стадия, а не только п о л и т и к а.

Мы не станем здесь излагать всех рассуждений Р. Люксембург о природе империализма, так как читатель может познакомиться с ними в настоящей книге[1]. Но и из изложенного ясно, что империализм в понимании Р. Люксембург сопровождает капитализм с первого дня его появления как постоянная, необходимая особенность. Таким образом с п е ц и ф и ч н о с т ь империализма как п о с л е д н е й   с т а д и и капитализма не укладывается в рамки люксембургианской теории.

Вместе с тем теория реализации Р. Люксембург вызвала чрезвычайно одностороннее и ошибочное понимание ею империализма даже как политики. Она дает например такие определения империализма:

«Империализм является политическим выражением процесса накопления капитала в его конкурентной борьбе за остатки некапиталистической мировой среды, на которые никто еще не наложил своей руки»[2].

«Его сущность состоит именно в распространении господства капитала из старых капиталистических стран на новые области и в хозяйственной и политической конкурентной борьбе этих стран из-за подобных областей»[3].

Всякому, знакомому с определением империализма Каутским, должно сразу броситься в глаза сходство определения Р. Люксембург с определением Каутского. Последний писал, что империализм состоит «в стремлении каждой промышленной капиталистической нации присоединять к себе или подчинять все большие а г р а р н ы е (подчеркнуто Каутским) области». Если учесть, что некапиталистические области являются по существу аграрными, то сходство определения Р. Люксембург с определением Каутского становится очевидным. Весьма показательно поэтому, что и сам Каутский в «Материалистическом понимании истории» истолковывает теорию накопления Р. Люксембург в духе своего понимания взаимоотношения промышленности и сельского хозяйства и в этом толковании одобряет ее (солидаризируясь в то же время с социал-фашистскою критикою ее теории в целом и решительно отвергая ее теорию краха капитализма[4]).


[1] «Накопление», отдел III, «Антикритика», стр. 386-400.

[2] «Накопление», стр. 320.

[3] «Антикритика», стр. 389.

[4] Этому вопросу Каутский посвящает в «Материалистическом понимании истории» особую главу (том II, раздел VIII, гл. VIII – «Границы капиталистической аккумуляции»). «В настоящее время, – пишет он в этой главе, – лишь промышленность является настоящей областью капиталистического производства. В сельское хозяйство капиталистическое производство мало проникло;

XXIII


Поэтому та критика, которую Ленин направил против определения Каутского, бьет в огромной степени и позицию Р. Люксембург. Сосредоточив свое внимание лишь на вопросе об отношении капитализма к некапиталистической среде и поняв это отношение односторонне вследствие ошибочной теории реализации, Р. Люксембург «не заметила», что борьба идет не только из-за новых, некапиталистических стран, но из-за самых промышленных высококапиталистических областей мира.

IV
 
ИМПЕРИАЛИЗМ И ИСТОРИЧЕСКИЕ УСЛОВИЯ НАКОПЛЕНИЯ

Не ограничиваясь теоретическим анализом проблемы империализма, Р. Люксембург пытается показать правильность своей теории и на характеристике исторических условий накопления. Она пытается показать, что история колониальных завоеваний, история раздела мира есть выражение конкурентной борьбы капитала за остатки некапиталистической мировой среды. Характеризуя на большом историческом материале хозяйничание капитала в колониях и отсталых странах, она доказывает, что в целях создания необходимой некапиталистической среды для реализации прибавочной стоимости капитал ведет борьбу с натуральным хозяйством, стремясь разложить его и ввести товарное хозяйство, что орудием этой политики оказываются международные займы и охранительные пошлины и т. д. Эта часть «Накопления капитала» (отдел третий) привлекает обычно наименьшее внимание критиков.

Между тем ошибочность теории накопления Р. Люксембург предопределила глубоко ошибочное освещение тех исторических явлений и фактов, которые она приводит для обоснования своей концепции. И все же, несмотря на это, приводимые Р. Люксембург исторические иллюстрации даже в ее изложении вовсе не подтверждают того, что она пытается при их помощи обосновать, а в ряде случаев доказывают даже обратное. Особенно резко это проявляется в гл. XXVIII и XXX.

В гл. XXVIII Р. Люксембург характеризует процесс «вовлечения натурально-хозяйственных образований – после их разрушения и в процессе их разрушения – в товарное обращение и в товарное хозяйство». Смысл этого процесса она видит в создании рынка для реализации прибавочной стоимости. Далее следует подробное описание войны Англии с Китаем из-за опия, которая «заставила Китай покупать яд индийских плантаций, чтобы превратить его в деньги для английских капиталистов» (стр. 274). Как и почему внедрение опия


так обстоит дело даже в высококапиталистических странах. Невольно под капиталистическим производством всегда подразумевается промышленность, а под докапиталистическими формами всегда имеется в виду сельское хозяйство. Это как раз и служит бессознательной подосновой точки зрения Люксембург. Совершенно бесспорный факт, заключающийся в том, что промышленность не может обойтись без сельского хозяйства и что накопление в промышленности требует расширения производства в аграрных областях, связанных с промышленностью приняло у нее такой вид, что капиталистическое производство не может существовать без связи с докапиталистическими областями, а расширение этого производства постоянно требует в качестве своей предпосылки расширения зависимых от него докапиталистических областей» (стр. 551 русского перевода).

XXIV


и н д и й с к и х плантаций должно было осуществить реализацию прибавочной стоимости капиталистических предприятий Англии – остается секретом. В этом отношении вся аргументация Р. Люксембург оказывается действующей вхолостую. Если же вдуматься в излагаемые Р. Люксембург исторические факты, то они свидетельствуют как раз о другом – о том, что в основе этих разбойничьих войн лежало не стремление к «реализации прибавочной стоимости», а погоня за гигантскими разбойничьими сверхприбылями путем осуществления неэквивалентного обмена и всесторонней эксплоатации трудящихся масс Китая. Усматривая весь смысл описываемых ею событий в создании рынка для реализации прибавочной стоимости, Р. Люксембург не только искажает подлинный смысл этих событий, но и вовсе не подтверждает приводимыми иллюстрациями свою концепцию. Недаром эта глава вызвала следующее ироническое замечание Ленина на полях книги; «Забавно!.. В начале: «реализирование» Mehrwert (прибавочной стоимости. – В. М.)... – и рассказ о насильственном введении о п и у м а в Китае!!! Рассказ очень и очень интересен, подробный: сколько джонок потоплено 7.IX.1839 и т. п.!! О, ученость!!»[1].

Характеризуя в следующей, гл. XXIX, посвященной «Борьбе с крестьянским хозяйством», процесс истребления индейцев, разорение фермерства и рост крупнокапиталистических предприятий в США, разорение буров в Южной Африке и т. п., Р. Люксембург снова упрощает и искажает содержание этих явлений, сводя их лишь к процессу реализации прибавочной стоимости. В действительности и здесь содержание характеризуемых процессов глубже, многостороннее. Распространение капитализма вширь, на новые территории и слои населения, ведет к м н о г о с т о р о н н е й эксплоатации и экспроприации мелких производителей, – к неэквивалентному обмену с ними, к выжиманию из них арендных платежей, к экспроприации их доходов путем высоких цен на землю и т. п. Поверхностность и односторонность освещения Р. Люксембург процессов разложения натурального и простого товарного хозяйства в гл. XXVIII и XXIX нашли следующую убийственную оценку в замечаниях Ленину на полях книги: «Опиум в Китае – цитата из Н.-она о "bonanza farms" (крупное капиталистическое с.-х. предприятие. – В. М.) и т. п. – буры, истязание негров в Южной Африке и т. д. Шумно, пестро, бессодержательно»[2].

Противоречие между теоретическими установками Р. Люксембург и действительным смыслом приводимых ею исторических иллюстраций достигает особой остроты в гл. XXX, посвященной проблеме международных займов. Вывоз капитала из передовых капиталистических стран в отсталые Р. Люксембург объясняет следующим образом; «Свободный капитал внутри страны не имел возможности накопляться, потому что не было потребности в добавочном продукте. Но за границей, где не развилось еще никакого капиталистического производства, возник или насильственно создан новый спрос в среде некапиталистических слоев. Именно то обстоятельство, что «потребление» продукта переносится на д р у г и х, и имеет решающее


[1] XXII Ленинский сборник, стр. 384.

[2] Там же.

XXV


значение для капитала, так как потребление классов капиталистической страны – капиталистов и рабочих – при накоплении в счет не идет»[1]. Однако та характеристика экспорта капитала (внешних займов, вложений в железные дороги и пр.), которую Р. Люксембург дает в этой главе, показывает, что действительный стимул внешних займов и вложений заключается вовсе не в «перенесении потребления продуктов на других», а в ростовщических доходах, в возможности выколачивать из крестьян их доходы, экспроприировать их земли и т. д. «Если отрешиться от маскирующих посредствующих звеньев, – пишет в этой главе Р. Люксембург, – то окажется, что европейский капитал пожирал египетское крестьянское хозяйство: огромные пространства земли, бесчисленные рабочие силы и масса продуктов труда, которые в виде налогов вносились государству, все это в последнем счете превращалось в европейский капитал и подверглось накоплению. Ясно, что эта операция, которая свела нормальный ход многолетнего исторического развития к двум-трем десятилетиям, стала возможной только благодаря кнуту из кожи гиппопотама и что именно примитивность социальных отношений Египта создала несравненный операционный базис для накопления капитала»[2].

Таким образом Р. Люксембург вынуждена сама признать, что действительный смысл внешних займов и вложений заключался в «пожирании» европейским капиталом крестьянского хозяйства. Именно это пожирание, само по себе, как источник колоссальных сверхприбылей, а отнюдь не необходимость р е а л и з а ц и и прибавочной стоимости, и составляло очевидно движущую силу хозяйничанья английских капиталистов в Египте. «Примитивность социальных отношений» сыграла лишь ту роль, что облегчала процесс в с е с т о р о н н е й эксплоатации и экспроприации, процесс выколачивания гигантских с в е р х п р и б ы л е й. Ленин по поводу изложения Р. Люксембург процесса закабаления Египта замечает на полях книги: «Гибель Египта очень хорошо, по Ротштейну и т. д. Вывод: „nur durch die Nilpferdpeitsche" (только благодаря кнуту из кожи гиппопотама. – В. М.). Именно! Сечет сама себя Р. Люксембург! Не ради „реализации Mehrwert", а ради у д о б с т в эксплуатации („Peitschen", даровой труд etc) переселился капитал в дикие страны. Процент больше! Вот и все. Грабеж земли (дарма), займы по 12-13% etc. etc. – вот где к о р е н ь»[3].

Итак, вопреки намерениям и утверждениям Р. Люксембург, приводимая ею характеристика исторических условий накопления вовсе не подтверждает ее теории. Даже из ее изложения явствует, что экспансия капитала в отсталые страны обусловлена не невозможностью реализации прибавочной стоимости внутри капиталистического хозяйства, а стремлением к получению – прямо или косвенно – большей прибыли, сверхприбыли, к завоеванию с этой целью новых рынков, источников дешевого сырья, сфер приложения капитала. Правда, в эпоху империализма необходимость экспорта капитала вызывается тем, что капиталу в монополистических странах не-


[1] «Накопление», стр. 305.

[2] Там же, стр. 314.

[3] XXII Ленинский сборник, стр. 390.

XXVI


хватает поприщ прибыльного помещения. Однако, как мы убедились выше, это вызывается вовсе не имманентной невозможностью реализации прибавочной стоимости внутри капиталистического хозяйства, а влиянием монополий и монопольных цен на емкость внутреннего рынка, протекционизмом и т. п. Далее, даже в тех случаях, когда капитал вывозится н е п о с р е д с т в е н н о не ради с в е р х п р и б ы л е й (например при вывозе в страны «старого» капитализма – из Франции в Швейцарию, из Голландии в Германию и т. п.), – в   к о н е ч н о м   с ч е т е, косвенно он служит все же и этой цели, так как усиливает в том или ином отношении позиции соответствующих групп финансового капитала и расширяет вообще их возможности получения сверхприбылей.

Оставив вне рамок своего труда, посвященного экономическому объяснению империализма, монополистические объединения капитала и их господство в новейшем капитализме, Р. Люксембург лишила себя тем самым возможности понять действительные движущие силы империалистической экспансии. Даже в тех случаях, когда простое описание явлений подводит Р. Люксембург вплотную к проблеме роли монополий и финансового капитала, усвоенная ею догма о роли некапиталистической среды направляет ее внимание по ложному пути и толкает к ошибочным выводам. Так например, рассматривая в гл. XXXI факт роста протекционизма в эпоху империализма, Р. Люксембург оказывается не в силах понять обусловленности этого протекционизма господством монополий. Она замечает лишь рост так называемых охранительных или покровительственных пошлин. Вследствие этого такие специфические явления империалистического протекционизма как картельные пошлины, бросовый экспорт и т. п., оказываются вне сферы ее внимания.

Неправильным является также объяснение Р. Люксембург природы и роли милитаризма. Милитаризм оказывается в ее трактовке лишь орудием борьбы за некапиталистические страны и поприщем капиталистического накопления. Связь новейшего милитаризма с политикой монополий и финансового капитала, с их стремлением к монопольному владению рынками сбыта, источниками сырья, сферами приложения капитала, связь его со стремлением империалистических держав к   м о н о п о л ь н о м у владению территориями и к переделу мира, связь его с усилением и обострением неравномерности развития, – остается вне сферы внимания Р. Люксембург. Поглощенная надуманной проблемою реализации прибавочной стоимости, Р. Люксембург не замечает, что милитаризм служит делу выколачивания с в е р х п р и б ы л е й – и внутри монополистических стран (путем военных заказов по высоким ценам), и за границей (путем обеспечения военным давлением привилегий и т. п.).

Концепция Р. Люксембург ведет к упрощению и искажению проблемы эксплоатации колониальных народов. Под углом зрения этой концепции центр тяжести переносится на р е а л и з а ц и ю произведенной в метрополии прибавочной стоимости – и только. Все другие методы эксплоатации, описываемые Р. Люксембург, оказываются лишь средством осуществления этой основной потребности капитала. Проблема выколачивания монополистических с в е р х п р и б ы-

XXVII


л е й путем в с е с т о р о н н е й эксплоатации колоний в этой постановке, либо вовсе исчезает, либо отступает на задний план. И если в изложении Р. Люксембург исторических условий накопления дана местами неплохая характеристика методов хозяйничанья империалистов в колониях, то это получилось не благодаря ее концепции, а вопреки ей, – и соответствующий материал вовсе не подтверждает ее взглядов. Т а к и м   о б р а з о м   к о н ц е п ц и я   Р. Л ю к с е м б у р г   в е д е т   о б ъ е к т и в н о   к   н е д о у ч е т у   м н о г о с т о р о н н о с т и   и   и н т е н с и в н о с т и   э к с п л о а т а ц и и   к о л о н и а л ь н ы х   н а р о д о в,   а   з н а ч и т   и   к   н е д о о ц е н к е   о с т р о т ы   в о з н и к а ю щ и х   н а   э т о й   о с н о в е   п р о т и в о р е ч и й.

Наиболее яркое выражение все это находит в том факте, что концепция Р. Люксембург приводит ее по существу к теории д е к о л о н и з а ц и и. Под углом зрения «проблемы» реализации прибавочной стоимости Р. Люксембург видит в колониях лишь процесс превращения натурального хозяйства в простое товарное и последнего – в капиталистическое. Приведем несколько характерных цитат.

«Процесс накопления имеет тенденцию ставить всюду на место натурального хозяйства простое товарное хозяйство, на место последнего – капиталистическое хозяйство: он стремится осуществить во всех странах и отраслях абсолютное господство капиталистического производства как единственного и исключительного способа производства»[1].

«Империалистическая фаза накопления капитала... совпадает с индустриализацией и капиталистической эмансипацией прежних гинтерландов капитала, в которых происходила реализация его прибавочной стоимости»[2].

Эти цитаты, число которых можно было бы легко умножить, доказывают, что теория накопления Р. Люксембург подводила ее вплотную к теории деколонизации. Правда, в «Накоплении капитала» (в особенности в гл. XXVI) сама Р. Люксембург вынуждена признать, что империалистические державы консервируют в колониях докапиталистические формы хозяйства. Однако преобладают все же – в полном соответствии с логикою теории накопления Р. Люксембург – утверждения и рассуждения в духе деколонизации.

Вообще, не поняв сущности империализма как м о н о п о л и с т и ч е с к о г о   к а п и т а л и з м а, Р. Люксембург оказалась не в силах теоретически осмыслить всю сложную и богатую действительность эпохи империализма. В своей «Антикритике» она правильно подчеркивает, что «лишь ясное теоретическое понимание сущности проблемы может нам дать в нашей практике борьбы с империализмом ту уверенность, ту ясность цели и ту ударную силу, которые столь необходимы в политике пролетариата». К сожалению этого-то понимания она не дала. Это становится особенно ясным при рассмотрении ее теории краха капитализма.


[1] «Накопление», стр. 298.

[2] Там же, стр. 299.

XXVIII


V
 
ПРОБЛЕМА КРАХА КАПИТАЛИЗМА

Непосредственным выводом из теорий реализации и империализма Р. Люксембург является ее теория краха капитализма. Теория эта несложна. Раз капитализм не может существовать без некапиталистической среды и в то же время ее разъедает и вытесняет, значит он автоматически приближается к краху. Р. Люксембург формулирует свою теорию краха капитализма чрезвычайно ярко в пределах двух страниц[1]. Приведем небольшую выдержку, дающую отчетливое представление о понимании ею этого вопроса:

«Таким образом капитализм все более и более расширяется, благодаря взаимодействию с некапиталистическими общественными кругами и странами: он накопляет за их счет, но в то же время на каждом шагу разъедает и вытесняет их, чтобы самому стать на их место...

«Но этим процессом капитал двояким образом подготовляет свою собственную гибель: во-первых, он своим расширением за счет всех некапиталистических форм производства держит курс на тот момент, когда все человечество в действительности будет состоять из одних лишь капиталистов и наемных пролетариев и когда дальнейшее расширение, следовательно, накопление, станет поэтому невозможным; во-вторых, он в то же самое время, по мере того как эта тенденция находит свое выражение, обостряет классовые противоречия, международную хозяйственную и политическую анархию настолько, что он должен вызвать восстание международного пролетариата против существования капиталистического господства задолго до осуществления крайнего результата экономического развития, т. е. задолго до того момента, когда будет достигнуто абсолютное и безраздельное господство капиталистического производства во всем мире»[2].

Эта схема подкупает своей внешней стройностью, отчетливостью и законченностью. В ее формулировках нашел яркое выражение революционный подход Р. Люксембург к империализму, ее субъективно-действенная революционная установка. И тем не менее достаточно вдуматься в смысл этой концепции, чтобы стало ясно, что между субъективной установкой Р. Люксембург и объективным смыслом ее теории имеется вопиющее противоречие.

В самом деле, если гибель капитализма зависит в основном от вытеснения некапиталистической среды, то имеются ли основания рассматривать современный период как период гибели капитализма? Ведь некапиталистические производители составляют еще огромное большинство человечества. Правда, с точки зрения Р. Люксембург в той мере, в какой они являются товаропроизводителями, их покупательная способность уже используется капитализмом, и в дальнейшем их вытеснение должно сокращать рынок. Но, во-первых, в пределах мирового хозяйства имеются еще (в Азии, Африке и т. д.) внушительные остатки натуральных форм хозяйства, охватывающие полностью или частично многие миллионы мелких производителей. Их разложение, их превращение в товаропроизводителей может еще значитель-


[1] «Антикритика», стр. 387-388.

[2] Там же.

XXIX


но расширять рынок; во-вторых, количество некапиталистических товаропроизводителей вообще так велико, что их вытеснение не может не растянуться на длительную историческую эпоху. Таким образом, оставаясь на почве теории Р. Люксембург, нельзя утверждать, что экономически предел капитализма очень близок и тем более, – что он уже достигнут.

Любопытно, что Р. Люксембург сама это признала в другой работе – «Введение в политическую экономию», написанной после «Накопления капитала». В главе «Тенденции капиталистического хозяйства» она пишет:

«Правда, капиталистическое развитие само по себе и м е е т   п е р е д   с о б о ю   е щ е   б о л ь ш о й   п у т ь, так как капиталистическое производство как таковое составляет еще самую незначительную долю всего производства на земном шаре... К а п и т а л и с т и ч е с к и й   с п о с о б   п р о и з в о д с т в а   с а м   п о   с е б е   м о г   б ы   е щ е   п е р е ж и т ь   к о л о с с а л ь н о е   р а с ш и р е н и е,   е с л и   б ы   е м у   у д а л о с ь   п о в с е м е с т н о   в ы т е с н и т ь   б о л е е   о т с т а л ы е   ф о р м ы   п р о и з в о д с т в а... Но именно в ходе этого развития капитализм запутывается в основном противоречии»[1].

Итак, когда Р. Люксембург попыталась сделать логический вывод из своей теории накопления, этот вывод оказался весьма нереволюционным: Р. Люксембург показала сама, что из ее теории вытекает долговечность капитализма.

Но гораздо важнее другая сторона вопроса. С у б ъ е к т и в н о   Р. Люксембург делает в «Накоплении капитала» революционные выводы. Является ли это однако обязательным при ее теоретической позиции? Вытекает ли это из существа ее теории? Нетрудно убедиться, что теория побуждает к обратному.

Если капитализм а в т о м а т и ч е с к и,   м е х а н и ч е с к и,   с а м п о с е б е идет к гибели, то роль пролетариата как могильщика буржуазного строя стушевывается. Раз буржуазный строй должен погибнуть сам по себе в силу автоматических процессов, то роль сознательной борьбы пролетариата не является р е ш а ю щ е й. Теория автоматического краха капитализма демобилизует поэтому авангард пролетариата, ведет неминуемо к недооценке роли партии и ее сознательной борьбы, роли союзников пролетариата и т. д.

Между тем теория эта неверна п о   с у щ е с т в у. Мы убедились, выше, что теория реализации Р. Люксембург ошибочна, что капитализм не гибнет автоматически от сокращения некапиталистической среды. При таких условиях теория автоматического краха сеет вредные и л л ю з и и.

Р. Люксембург убеждена, что при ином взгляде на проблему краха капитализма «из-под социализма вырывается гранитная основа его объективной исторической необходимости». Больше того, она переходит именно в этом пункте в самое решительное наступление на противников, упрекая их в отказе от научного социализма.

«Если капиталистическое производство, – пишет она, – образует само для себя достаточный рынок сбыта, то капиталистическое


[1] «Введение в политическую экономию», стр. 276, разрядка наша.

XXX


накопление (объективно говоря) представляет собой неограниченный процесс. Так как производство может беспрепятственно расти, т. е. неограниченно развивать производительные силы, и в том случае, когда положительно над всем миром будет господствовать капитал и когда все человечество будет состоять из одних только капиталистов и наемных пролетариев, и так как э к о н о м и ч е с к о м у развитию капитализма этим самым не поставлены никакие границы, то падает одна из основных марксовых опор социализма. По Марксу, восстание рабочих, их классовая борьба – а именно в ней кроется залог его победоносной силы – является лишь идеологическим отражением объективной исторической необходимости социализма, вытекающей из объективной хозяйственной невозможности капитализма на определенной ступени его развития...

«Если мы, напротив того, вместе со «специалистами» станем на точку зрения экономической безграничности капиталистического накопления, то из-под социализма вырывается гранитная основа его объективной исторической необходимости. Мы впадаем в таком случае в болезнь домарксовых систем и школ, которые выводили социализм исключительно только из несправедливости и ужасов современного мира и из революционной решимости трудящихся классов»[1].

Если учесть, что под «границей экономического развития капитализма» и под «объективной хозяйственной невозможностью капитализма на определенной ступени его развития» Р. Люксембург понимает такое состояние, которое наступает автоматически, механически, само по себе и означает а б с о л ю т н у ю невозможность накопления, – то эти критические замечания Р. Люксембург теряют всякую убедительность.

Бесспорно, что объективная необходимость социализма является результатом экономических условий. Но сущность экономических процессов, которые обусловливают неизбежность гибели капитализма, Р. Люксембург поняла неправильно.

Основным противоречием капитализма является противоречие между общественным характером производства и частным характером присвоения. С развитием производительных сил и с ростом концентрации производства это противоречие нарастает и обостряется. Высшей своей ступени оно достигает в эпоху империализма, когда гигантское обобществление производительных сил оказывается в особенно остром противоречии с частным характером присвоения. Тот факт, что развитие монополий не устраняет конкуренцию, «а существует над ней и рядом с ней», порождает «ряд особенно острых и крупных противоречий, трений, конфликтов» [2].

Господство капиталистических монополий порождает тенденцию капитализма к паразитизму и загниванию. Но сосуществование монополий и конкуренции ведет к тому, что процессы загнивания и развития отраслей и стран переплетаются и чередуются во времени и в пространстве. В результате происходит частое и резкое изменение соотношения сил, ведущее в условиях завершенного раздела мира к борьбе за его передел, к конфликтам и катастрофам. Решающей силой


[1] «Антикритика«, стр. 399-000.

[2] Ленин, Империализм как высшая стадия капитализма, гл. VII.

XXXI


империалистического развития становится неравномерность развития, обостряющаяся и усиливающаяся в эпоху империализма.

Усиление неравномерности развития и вызываемое им резкое и частое изменение соотношения сил в условиях, когда незанятых территорий больше уже не имеется, ведет неизбежно к военным столкновениям из-за передела уже поделенного мира, к ослаблению фронта мирового империализма, возможности прорыва этого фронта пролетарскими революциями, к возможности победы социализма в отдельных странах.

Вместе с тем гигантская сила монополистических групп капитала и финансовой олигархии делает недостаточными и менее эффективными прежние методы классовой борьбы. Г н е т   м о н о п о л и й   и   ф и н а н с о в о г о к а п и т а л а   п о д в о д и т   р а б о ч и й   к л а с с   в п л о т н у ю   к   н е о б х о д и м о с т и   р е в о л ю ц и и.

В то же время усиление эксплоатации финансовым капиталом колоний вызывает в них подъем национально-освободительного движения; создается возможность соединения под руководством пролетариата его революционной борьбы против империализма с революционной борьбой трудящихся масс колоний. Союзником пролетариата в его борьбе с империализмом становится также в возрастающей степени и крестьянство капиталистических стран, угнетаемое и разоряемое финансовым капиталом при посредстве монопольных цен, «ножниц», ростовщического кредита и т. д.

В результате всего этого империализм оказывается, по определению Ленина, у м и р а ю щ и м капитализмом, ибо он «доводит противоречия капитализма до последней черты, до крайних пределов, за которыми начинается революция» (Сталин).

В работе «Социализм и война», опубликованной в 1915 г., Ленин писал следующее; «Капитализм из прогрессивного стал реакционным, он развил производительные силы настолько, что человечеству предстоит либо перейти к социализму, либо годами и даже десятилетиями переживать вооруженную борьбу «великих» держав за искусственное сохранение капитализма посредством колоний, монополий, привилегий и национальных угнетений всяческого рода»[1].

Констатируя, что производительные силы созрели для социализма, что капитализм стал реакционной системой хозяйства, Ленин не делал однако отсюда того вывода, что капитализм автоматически, сам по себе, может погибнуть. Наоборот в своих заметках об «Экономике переходного времени» Бухарина Ленин подверг критике те замечания Бухарина, которые рисовали крах капитализма как автоматический. В других своих работах Ленин подчеркивал, что абсолютно безвыходных положений для буржуазии нет, и переносил центр тяжести на вопрос о субъективных факторах, подчеркивая решающую роль пролетариата и его партии в осуществлении краха капитализма.

Со времени мировой империалистической войны начался общий кризис капитализма. Война, «развязавшая», по выражению программы Коминтерна, общий кризис капитализма, являлась сама показателем его наступления. Она выражала такую степень обострения противоречий, свойственных монополистической стадии капитализ-


[1] Ленин, Соч., т. XVIII, изд. 3-е, стр. 195.

XXXII


ма, которая делала неизбежным начало эры мировой социалистической революции. «Война принесла неслыханное обострение всех капиталистических противоречий»[1]. Таким образом возникновение общего-кризиса капитализма неразрывно связано с особенностями империализма как монополистической стадии капитализма. Тенденции к загниванию и умиранию, свойственные этой стадии, до такой степени развились и углубились, что капитализм вступил со времени войны в период общего кризиса. Наиболее ярким выражением кризиса и важнейшим фактором его дальнейшего углубления является существование Советского союза и победоносное социалистическое строительство в нем.

Предельное обострение противоречий, свойственных империализму как монополистическому, загнивающему, умирающему капитализму, породило период общего кризиса капитализма, являющийся п е р и о д о м   в о й н   и   р е в о л ю ц и й,   р а с к о л а   м и р о в о г о   х о з я й с т в а   н а   с о ц и а л и с т и ч е с к у ю   и   к а п и т а л и с т и ч е с к у ю   с и с т е м ы,   б о р ь б ы   д в у х   с и с т е м. Однако развитие общего кризиса капитализма отнюдь не представляет собою автоматический процесс. Капитализм может погибнуть лишь в результате созревания революционных кризисов и перерастания их в революции. Решающую роль играют в этом отношении факторы субъективные, т. е. связанные с сознательной борьбой пролетариата под руководством компартий.

В свете этих положений ошибочность теории краха Р. Люксембург совершенно очевидна. Вопреки ее мнению, отказ от ее узко экономической теории автоматического краха капитализма не только не представляет собою отказа от научного социализма, но вытекает как раз из правильного понимания последнего.

Правда, и в «Накоплении капитала», и во «Введении в политическую экономию», и в ряде других своих работ Р. Люксембург писала о необходимости «восстания международного рабочего класса против капиталистического господства», о необходимости «политической революции» для перехода к социализму. Но в том-то и дело, что это не является логическим выводом из ее учения о накоплении капитала. Концепция Р. Люксембург переносит центр тяжести не на к л а с с о в ы е противоречия капиталистического общества, а на взаимоотношения капитализма и некапиталистической среды. Ставя теоретически гибель капитализма в зависимость от сужения некапиталистической среды, Р. Люксембург о т в л е к а е т тем самым внимание от проблемы в н у т р е н н и х противоречий капитализма, а значит и от борьбы пролетариата с буржуазией. Вот почему в ее объемистом труде, посвященном экономическому объяснению империализма, не уделяется почти никакого внимания положению и борьбе пролетариата, вот почему ее утверждения о роли пролетарской революции носят декларативный характер, не вытекают из всего изложения. Перенося центр тяжести на объективный экономический предел капитализма, Р. Люксембург превращает пролетарскую революцию в п о д ч и н е н н ы й   м о м е н т процесса а в т о м а т и ч е с к о г о краха капитализма.


[1] Ленин, Доклад на II конгрессе Коминтерна.

XXXIII


VI
 
МЕТОДОЛОГИЯ ЭКОНОМИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ Р. ЛЮКСЕМБУРГ

В предыдущих разделах выявлены уже отдельные методологические ошибки Р. Люксембург. Последовательный разбор ее взглядов подвел нас теперь к вопросу о характере и особенностях той методологии, которая лежит в основе ее теории в целом. Наличие у Р. Люксембург целостной своеобразной концепции по ряду важнейших проблем экономической теории капитализма свидетельствует несомненно и о наличии у нее своеобразной методологии исследования этих проблем.

Сама Р. Люксембург считает очевидно, что исследуемые проблемы разрешаются ею в духе марксовой диалектики. «Решение проблемы в духе марксова учения, – заявляет она, – заключается в диалектическом противоречии: капиталистическое накопление для своего движения нуждается в некапиталистических общественных формациях как в окружающей его среде; оно прогрессирует в постоянном обмене веществ с этими формациями и может существовать лишь до тех пор, пока оно находит эту среду»[1].

Таким образом установленную ею зависимость движения (и гибели) капитализма от некапиталистической среды Р. Люксембург считает соответствующей духу марксовой диалектики.

Нетрудно однако показать, что в этом положении Р. Люксембург ничего общего с марксовой диалектикой нет.

Марксова диалетика, диалектический материализм учит, что источник движения, двигательная сила последнего находится не вне данной системы, данного процесса, а   в   н и х   с а м и х. Все процессы и явления мира могут быть познаны лишь в их с а м о д в и ж е н и и. Источником этого самодвижения, его двигательной силой является борьба противоположностей, образующая развитие данного явления, данной системы. Именно борьба противоположностей ведет «к уничтожению старого и возникновению нового» (Ленин).

Таким образом двигательную силу развития и гибели капитализма надо искать не вне капиталистической системы, а в ней самой, в ее имманентных противоречиях. Поэтому для выяснения основных законов развития капитализма Маркс концентрирует в «Капитале» внимание именно на капитализме как таковом, на «чистом» капитализме. Всеобщий закон капиталистического накопления, являющийся по существу основным законом развития и гибели капитализма, выведен Марксом из внутренних противоречий капитализма, из его самодвижения. Маркс показывает как на основе концентрации и централизации капитала, роста органического состава капитала, роста относительного перенаселения обостряется противоречие между общественным производством и частным присвоением, как обострение этого противоречия находит выражение в обострении противоречий между буржуазией и пролетариатом, – как борьба противоположностей ведет капитализм к гибели в результате неизбежной пролетарской революции.

«Наряду с постоянным уменьшением числа магнатов капитала, – доказывает Маркс, – которые узурпируют и монополизируют все


[1] «Накопление», стр. 258.

XXXIV


выгоды этого процесса переворота, растет масса нищеты, гнета, порабощения, вырождения и эксплоатации, но вместе с тем растет и возмущение рабочего класса, непрерывно увеличивающегося, вышколенного, объединенного и организованного самым механизмом капиталистического процесса производства»[1]. Ленин и Сталин показали, что это гениальное утверждение Маркса находит свое решающее выражение в эпоху империализма и, в особенности, в ее заключительную фазу – в период общего кризиса капитализма.

Концентрируя внимание на самодвижении капитализма, на выяснении его законов, классики марксизма не игнорировали однако вопроса о взаимоотношениях капитализма и докапиталистических формаций. Маркс в «Капитале», Ленин в «Развитии капитализма в России», в работах по аграрному вопросу и т. д. показали, что при господстве капитализма остатки докапиталистических формаций подчиняются ему и движутся на его основе. Это конечно не означает, что они не имеют вовсе самодвижения, что их движение является лишь отраженным. Но все же в основном их движение подчинено капитализму, претерпело соответствующие глубокие изменения и не может вносить принципиальные отклонения от законов движения капиталистической системы.

Все это показывает, что методология Р. Люксембург, ставящая движение и гибель капитализма в зависимость от взаимоотношений между капитализмом и некапиталистической средой, ничего общего с марксовой диалектикой не имеет. Капитализм должен погибнуть, согласно воззрениям Р. Люксембург, в силу исчерпания в н е ш н е й среды. Капитализм сам по себе, без внешней среды, оказывается неспособным к движению. Значение в н у т р е н н и х противоречий капитализма стушевывается, отступает на задний план.

Концепция, ставящая движение и гибель системы в зависимость от среды, является несомненно механистической. Таким образом, вопреки утверждению Р. Люксембург, ее теория разрешает проблему не в духе марксовой диалектики, а в духе механицизма, в духе «теории равновесия».

Однако было бы неправильно думать, что этим особенности методологии Р. Люксембург исчерпываются. Неменьшего внимания заслуживает отчетливо выраженная в ее исследованиях м е н о в а я   к о н ц е п ц и я. Р. Люксембург ищет законы движения и гибели капитализма не в сфере производства, производственных отношений, а в сфере о б р а щ е н и я. Главные трудности и противоречия капитализма она усматривает в области с б ы т а,   р е а л и з а ц и и произведенной прибавочной стоимости. Превалирующим моментом оказывается в ее концепции не производство, а обмен, обращение. Наряду с этим Р. Люксембург неправильно понимает и соотношение производства и потребления. Она не понимает того, что развитие производства раздвигает рамки потребления, что противоречие между производством и потреблением, свойственное всегда капитализму, имеет однако циклическую форму движения, приводящую лишь периодически к кризисам.


[1] «Капитал», т. I, изд. 8-е, стр. 612-613.

XXXV


Чтобы показать, что в «Накоплении капитала» Р. Люксембург мы сталкиваемся не с изолированными методологическими ошибками, а с существенными особенностями ее методологии, предрешающими в огромной степени ошибочность ее самостоятельных экономических теорий, – остановимся кратко на другой экономической работе Р. Люксембург, связанной с «Накоплением капитала», – на ее «Введении в политическую экономию». Р. Люксембург подчеркивает сама в предисловии к «Накоплению капитала» связь этой работы с «Введением».

«Толчок к настоящей работе, – пишет она, – дало мне популярное введение в политическую экономию, которое я уже довольно долго подготовляю для того же самого издательства... Когда я в январе текущего года, после выборов в рейхстаг, снова взялась за работу, чтобы по крайней мере в основных чертах закончить эту популяризацию экономического учения Маркса, я натолкнулась на неожиданное затруднение. Мне не удавалось представить с достаточной ясностью совокупный процесс капиталистического производства в его конкретных отношениях, а также его объективные исторические границы. При ближайшем рассмотрении я пришла к убеждению, что здесь дело идет не только о вопросе изложения, но что перед нами проблема, которая теоретически находится в связи с содержанием тома второго «Капитала» Маркса и в то же время связана с практикой современной империалистической политики и ее экономическими корнями».

Это «Введение» посвящено самым общим вопросам экономической теории капитализма. Р. Люксембург выясняет в нем предмет политической экономии, делает обширный экскурс в историю народного хозяйства, дает теоретическую характеристику товарного производства, закона заработной платы, тенденций капиталистического хозяйства. Однако, несмотря на то, что, по заявлению Р. Люксембург, «Введение» должно было популяризировать экономическое учение Маркса, оно в ряде вопросов его искажает и извращает. Не ставя себе здесь задачи подробного разбора «Введения» в целом, отметим лишь те методологические особенности этой работы Р. Люксембург, которые нашли отражение и развитие в «Накоплении капитала».

В этой книге, в особенности в главе о товарном производстве, прежде всего бросается в глаза более или менее резко выраженная меновая концепция. Р. Люксембург противопоставляет товарное производство как неорганизованное, бесплановое, анархическое – предшествующим общественно-экономическим формациям как организованным. Этот момент выпячивается ею на первый план как решающий.

Маркс, Энгельс, Ленин рассматривали бесплановость, анархию капиталистического производства как выражение основного противоречия капиталистического производства, противоречия между общественным производством и частным присвоением. Например Энгельс в «Анти-Дюринге» писал, что «противоречие между общественным производством и капиталистическим присвоением выступает наружу как п р о т и в о п о л о ж н о с т ь   м е ж д у   о р г а н и з а ц и е й   п р о и з в о д с т в а   н а   о т д е л ь н ы х   ф а б р и к а х   и   а н а р х и е й   п р о и з в о д с т в а   в о   в с е м   о б щ е с т в е»[1].


[1] Маркс и Энгельс, Собр. соч., т. XIV, стр. 276.

XXXVI


Ленин в полемике с народниками заявил: «Анархия производства», «отсутствие планомерности производства» – о чем говорят эти выражения? О противоречии между общественным характером производства и индивидуальным характером присвоения»[1].

Между тем, Р. Люксембург бесплановость, анархию капиталистического производства выводит не из этого основного противоречия, а непосредственно из факта господства обмена как основной связи товарного общества. В результате получается примат обмена над производством. Она утверждает например, что «обмен создал новую связь между разрозненными, оторванными друг от друга частными производителями»[2], что обмен представляет «единственное экономическое связующее звено между членами общества»[3] и т. п. Больше того, объединяя изложенные ею отдельные моменты, она утверждает, что «уже один факт товарного обмена, без всякого вмешательства и регулирования, определяет троякого рода важные отношения: 1. У ч а с т и е каждого члена общества в общественном т р у д е... 2. Д о л я каждого члена общества в общественном богатстве... 3. И наконец механизмом обмена регулируется и самое общественное р а з д е л е н и е труда»[4].

Такая переоценка роли обмена вытекает очевидно из непонимания определяющего влияния разделения труда и его особого характера в товарном обществе, определяющего влияния структуры производства и его развития на факт товарного обмена и на развитие последнего. Р. Люксембург неоднократно наталкивается на вопрос о роли разделения труда, но разрешает его не в духе Маркса. Чтоб показать это, сопоставим, напр., высказывание Р. Люксембург с высказыванием Маркса.

Р. Люксембург   К. Маркс
«Таким образом мы натыкаемся на странное противоречие: обмен возможен лишь при частной собственности и развитом разделении труда, разделение же труда может возникнуть при наличии обмена и частной собственности, частная же собственность, со своей стороны, возникает лишь благодаря обмену... Как возможно подобное переплетение? Мы очевидно вертимся в заколдованном кругу... Но эта безвыходность положения лишь кажущаяся... Что сегодня является причиной другого явления, то завтра будет его следствием и наоборот, причем эти непрерывные перемены в отношениях не задерживают течения жизни общества»[5].   «Обмен представляется независимым и индеферентным по отношению к производству только в последней стадии, когда продукт непосредственно обменивается для потребления. Однако: 1) не существует обмена без разделения труда, будь последний результатом естественных или исторических условий, 2) частный обмен предполагает частное производство, 3) интенсивность обмена, его распространение, так же как и его форма, определяются развитием и структурой производства, например, обмен между городом и деревней, обмен в деревне, обмен в городе и т. д. Обмен, таким образом, во всех своих моментах или непосредственно заключен в производстве, или определяется этим последним»[6].


[1] Ленин, Соч., т. II, стр. 39.

[2] «Введение», стр. 189.

[3] Там же, стр. 197.

[4] Там же, стр. 193-194.

[5] Там же, стр. 20S-209.

[6] «Введение к критике политической экономии», § 2.

XXXVII


В то время как Р. Люксембург в этой цитате ограничивается примитивной концепцией взаимодействия, а в других местах книги чаще склоняется к концепции примата обмена, Маркс четко и убедительно формулирует и развивает концепцию примата производства над обменом, хотя вслед за проводимой нами цитатой и он отмечает взаимодействие производства и обмена.

Взаимодействие не только не исключает, но именно предполагает примат производства над обменом, потреблением и распределением.

Тот факт, что Р. Люксембург склоняется в своих экономических работах к меновой концепции и в ряде вопросов проводит ее вполне отчетливо, заслуживает особого внимания. Меновая концепция является, как известно, существенной особенностью «методологии» социал-фашистских теоретиков. Концентрируя внимание на сфере обращения и всячески преувеличивая и раздувая ее роль и влияние, социал-фашистские теоретики стремятся этим путем затушевать коренные противоречия капитализма и отвлечь от них внимание рабочих масс, запугать рабочие массы сложностью и хрупкостью сферы обращения, внушить им идею наличия общих интересов у пролетариата и буржуазии в области обращения и, главное, убедить их в невозможности и бесполезности непосредственной экспроприации экспроприаторов, непосредственной социализации, производства. Р. Люксембург, проводя концепцию примата обмена, не преследует конечно этих задач. Но все же и в ее трактовке меновая концепция объективно ведет, как показано выше, к затушевыванию коренных противоречий капитализма и к отвлечению внимания от этих противоречий. Таким образом в ее трактовке меновая концепция играет антиреволюционную роль, оказывается существенным полуменьшевистским элементом методологии.

«Введение в политическую экономию» свидетельствует, как и «Накопление капитала», о неспособности Р. Люксембург понять и применить в ряде вопросов марксову диалектику. Начиная исследование капиталистического общества с его простейшей клеточки, с товара, Маркс вскрывает в последнем единство противоположностей – потребительной стоимости и стоимости. За противоречием товара Маркс вскрывает противоречие труда – абстрактного и конкретного, общественного и частного. Он показывает, как внутреннее противоречие, заключенное в товаре, находит внешнюю форму проявления в раздвоении товара на товар и деньги, как это ведет к дальнейшему движению и росту этого противоречия – к превращению денег в капитал, к развитию противоречия между общественным производством и капиталистическим присвоением, к всеобщему закону капиталистического накопления и т. д.

«У Маркса в „Капитале", – пишет Ленин, – сначала анализируется самое простое, обычное, основное, самое массовидное, самое обыденное, миллиарды раз встречающееся о т н о ш е н и е буржуазного (товарного) общества: обмен товаров. Анализ вскрывает в этом простейшем явлении (в этой „клеточке" буржуазного общества) в с е противоречия (resp. зародыши в с е х противоречий) современного общества. Дальнейшее изложение показывает нам развитие (и рост

XXXVIII


и движение) этих противоречий и этого общества, в сумме его отдельных частей, от его начала до его конца»[1].

«Введение» Р. Люксембург не только не отражает этой марксовой диалектики, но – в решающих главах – прямо противоречит ей. Например в главе о товарном производстве анализ противоречий товара и движения этого противоречия подменяется описанием и противопоставлением планового и беспланового хозяйства, ошибочной характеристикою роли обмена и т. п. Необходимость денег выводится, как у буржуазных экономистов, из организационно-технических моментов удобства обмена. В главе о тенденциях капиталистического хозяйства центр тяжести переносится на расширение капитализма, сужение некапиталистической среды и т. п. В этой главе Р. Люксембург развивает концепцию, аналогичную «Накоплению капитала».

Было бы неправильным рисовать методологию экономических работ Р. Люксембург как выдержанно-механистическую. Во-первых, по ряду вопросов Р. Люксембург излагает Маркса правильно, понимая правильно и его методологию. Во-вторых, в то же время методология Р. Люксембург характеризуется не только сильнейшим механицизмом, но и наличием элементов идеализма. Таким идеалистическим элементом ее методологии является например меновая концепция, ибо эта концепция отрывает явления обмена от производственных, материальных общественных отношений, подчиняет последние зависимым от них меновым отношениям. Таким идеалистическим элементом является далее понимание Р. Люксембург простого воспроизводства. В то время как Маркс рассматривает простое воспроизводство как составную часть, и притом самую значительную часть, расширенного воспроизводства, т. е. анализирует простое воспроизводство как реальное явление, Роза Люксембург считает простое воспроизводство научной фикцией. Число таких примеров можно умножить. Все это дает право характеризовать методологию Розы Люксембург как э к л е к т и ч е с к у ю. Именно с в о е о б р а з н ы й   э к л е к т и ч е с к и й характер методологии Р. Люксембург, – сочетание в ней механистической концепции соотношения системы и среды, концепции примата обмена над производством, вульгарного понимания противоречия между производством и потреблением и т. п. – объясняет особенности теории накопления Р. Люксембург.

Отказ Р. Люксембург от марксовой диалектики при экономическом объяснении империализма привел к тому, что это объяснение оказалось глубоко ошибочным, искажающим и затемняющим действительную природу империализма.

VII
 
СТОРОННИКИ И ПРОТИВНИКИ ТЕОРИИ НАКОПЛЕНИЯ Р. ЛЮКСЕМБУРГ

Экономическая концепция Р. Люксембург теснейшим образом связана со всей системой ее полуменьшевистских ошибок, являясь по существу их экономической основой.

Из этой концепции объективно вытекает, как показано было выше, стушевывание роли классовой борьбы пролетариата, превращение проблемы пролетарской революции в подчиненный момент процесса


[1] Ленин, Соч., т. XIII, стр. 302.

XXXIX


автоматического крушения капитализма, недооценка интенсивности и многосторонности эксплоатации колониальных народов, непонимание проблемы союзников пролетариата и т. п. Поэтому типичные ошибки люксембургианства – переоценка роли стихийности в рабочем движении, недооценка и принижение роли партии, непонимание значения крестьянского и национально-колониального вопросов в эпоху империализма, отрицательное отношение к лозунгу права наций на самоопределение и т. п. – опираются в большой степени на глубоко ошибочное понимание экономического процесса как стихийно, автоматически ведущего капитализм к крушению.

Правда, Р. Люксембург преодолевала свои полуменьшевистские ошибки и в последний период жизни большую часть этих ошибок исправила. Но тот факт, что она не успела проделать это до конца, что в частности экономические ее теории не были ею пересмотрены, создает возможность использования ее полуменьшевистских ошибок «левыми» социал-демократами.

Не случайно, что сторонниками Р. Люксембург оказались в большей или меньшей степени ренегаты коммунизма (Тальгеймер и др.) и «левые» социал-демократы (Штернберг, Гроссман и др.). В условиях обостряющегося общего кризиса капитализма «левые» социал-демократы нуждаются в такой теории, которая, с одной стороны, позволяла бы признать в той или иной степени наличие этого кризиса, но, с другой стороны, переносила центр тяжести на стихийные процессы и не требовала от них действенных лозунгов, подлинной революционной борьбы и т. д. Такой теорией и оказывается для них в условиях общего кризиса капитализма теория накопления Р. Люксембург.

Революционный авторитет Р. Люксембург и эти особенности ее теории накопления используются «левыми» социал-демократами для подкрепления их революционной фразеологии. С другой стороны, идея автоматического краха капитализма позволяет им пропагандировать пассивность и бездейственность в условиях назревающего революционного кризиса, т. е. фактически оказывать услуги буржуазии.

Весьма любопытны те поправки, которые внесены в автоматическую теорию краха Штернбергом и Гроссманом. Штернберг[1] вынужден признать, что теория накопления Р. Люксембург в том виде, в каком она была развита ею, не доказывает невозможности накопления в чистом капитализме. Он развивает поэтому новый вариант этой теории. Он пытается доказать, что в чистом капитализме не может быть реализована не вся накопляемая прибавочная стоимость, а лишь некоторая часть ее во втором подразделении. Больше того, под давлением критики Штернберг вынужден был даже признать абстрактную возможность существования чистого капитализма, но с преобладанием депрессивного состояния. Характерно однако, что при всех его поправках к теории Р. Люксембург он остается все же верен теории автоматического краха капитализма.


[1] См. следующие его работы: «Der Imperialismus», Berlin 1926; «Der Im-perialismus und seine Kritiker», Berlin 1929; «Империализм и кризисы», 1930 г., изд. Коммун. академии. Последняя книга представляет стенограмму доклада в Комакадемии и прения по этому докладу.

XL


Гроссман[1] сконструировал «новую» теорию краха капитализма, по которой капитализм терпит крах от падения нормы прибыли. Он даже вычислил, что к такому краху капитализм может притти при определенных предпосылках через 35 лет. Хотя Р. Люксембург зло высмеяла в «Антикритике» в одном из примечаний подобную «теорию» краха капитализма (см. стр. 400), тем не менее следует признать, что методологически работа Гроссмана близка по объективному смыслу к автоматической теории краха Р. Люксембург.

В последние годы среди «левых» группировок в австро-германской социал-демократии усилилась тенденция опереться на Р. Люксембург. В коллективной работе о кризисе капитализма, выпущенной группой редакторов и сотрудников «левого» социал-демократического журнала «Дер Классенкампф» к лейпцигскому партейтагу, мы сталкиваемся с попыткой опереться как на прежние ошибки Р. Люксембург в организационном вопросе, так и на ее теорию накопления. В предисловии к этой книге Зейдевиц в оправдание того, что авторы книги не хотят «давать рецепты для всех мыслимых тактических ситуаций», т. е. в оправдание революционных фраз о современном капитализме без отказа от социал-фашизма, ссылается при этом на цитату из прежних ошибочных высказываний Р. Люксембург по организационному вопросу, эксплоатируя в социал-демократических интересах прежние ошибки Р. Люксембург. Эта же тенденция наблюдается в статье Петриха о теории кризиса. Выступая против правого социал-демократического теоретика Браунталя, Петрих в то же время весьма сочувственно, хотя и не без оговорок, отзывается о теориях империализма Р. Люксембург и Штернберга.

«Оба теоретика империализма, – пишет Петрих, – имеют несомненно ту заслугу, что подвергли анализу современную ситуацию совокупного капитализма, достигнув существенных и ценных выводов относительно новейшего развития капитализма. Они показывают обостренную борьбу за рынки сбыта, сферы приложения капитала, источники сырья, возможности эксплоатации; они рисуют с большой убедительностью проблему взаимоотношений между капиталистической экономикой и политикой; они выясняют пролетариату беспримерный масштаб его исторических задач. Если обозреть развитие империализма до сих пор, его современное положение и ближайшее будущее, то теория империализма Люксембург-Штернберга находит существенное подтверждение, оказывается важным средством ориентации»[2].

Наряду с этими попытками «левых» социал-фашистов опереться на полуменьшевистские ошибки Р. Люксембург и эксплоатировать их в своих интересах, весьма показателен тот факт, что последние годы наблюдаются также и попытки троцкистов выступать под знаменем люксембургианства. Между идеологией и методологией троц-


[1] См. Henryk Grossmann, Das Akkumulations – und Zusammen bruchsgesetz des kapitalistischen Systems (zugleich eine Krisentheorie, Leipzig. 1929). Критику этой работы Гроссмана см. в статье Варга «Накопление и крах капитализма», «Проблемы экономики», № 3, 1930 г.

[2] «Die Krise des Kapitalismus und die Aufgabe der Arbeiterklasse», von Max Seydewitz, G. Engelbert, Graf, Eduard Weckerle, Max Adler, Franz Petrich; Berlin 1931, S. 176-177.

XLI


кизма и люксембургианства имеется в действительности известное сходство. В частности в области экономического объяснения империализма сходство заключается в том, что и троцкистское объяснение империализма характеризуется меновой концепцией и склоняется к теории автоматического краха капитализма. Теории стагнации производительных сил Троцкого и концепция Преображенского в «Закате капитализма» представляют собою варианты теории автоматического краха капитализма, ибо переносят центр тяжести на достижение капитализмом объективного экономического предела, на закупорку производительных сил. Наличие идеологического и методологического сходства между концепциями троцкизма и люксембургианства нашло яркое проявление в том факте, что теория перманентной революции Парвуса и Р. Люксембург была подхвачена Троцким и противопоставлена им ленинской теории перерастания буржуазно-демократической революции в пролетарскую. Таким образом попытки троцкистов использовать идеи люксембургианства не представляют чего-либо принципиально нового или случайного. Но возобновление этой тактики на данном этапе весьма характерно и знаменательно. Причины этой тактики ярко формулированы т. Кагановичем после опубликования исторического письма т. Сталина в редакцию журнала «Пролетарская революция».

«... Дело в том, товарищи, – заявил т. Каганович в речи на собрании, посвященном десятилетию ИКП, – и в этом новое сегодняшнего дня, – что троцкисты, настоящие троцкисты, стыдливые, белеющие, краснеющие, чернеющие в прямом и переносном смысле этого слова, троцкисты не могут сейчас выступать под опозоренным, контрреволюционным знаменем Троцкого, которое подхвачено теперь самыми лютыми, злейшими врагами пролетарской диктатуры. А поэтому открытые и скрытые троцкисты подхватывают новое знамя, знамя люксембургианства, знамя Розы Люксембург, замученной немецкими социал-демократами, чтобы злоупотреблять им в своих троцкистских целях»[1].

Историческое письмо т. Сталина «О некоторых вопросах истории большевизма» обратило внимание партии на необходимость последовательной большевистской критики ошибок люксембургианства, на необходимость непримиримой большевистской борьбы с троцкистскою контрабандою в нашей литературе. Это относится в частности к теории накопления Р. Люксембург и ко всем разновидностям люксембургианских и троцкистских вариантов теорий автоматического краха капитализма.

Коммунистическая мысль, воспитанная на работах Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина, не могла пройти мимо ревизионистского характера главных идей «Накопления капитала» Р. Люксембург не могла не заметить, что их объективный смысл является антиреволюционным.

Поэтому теория накопления Р. Люксембург встретила уже критику со стороны коммунистических теоретиков[2]. Однако на современном,


[1] Л. М. Каганович, За большевистское изучение истории партии, Огиз, «Московский рабочий», 1931 г., стр. 28-29.

[2] Правда, и среди экономистов-коммунистов оказались отдельные защитники теории накопления Р. Люксембург, но они являлись исключением. Считаю необходимым отметить, что в двух статьях о теории накопления Р. Люксембург,

XLII


этапе, когда люксембургианские идеи подхватываются «левыми» социал-демократами и троцкистами и используются в качестве орудия борьбы с Коминтерном, – задача теоретического разоблачения люксембургианства вообще и люксембургианской теории накопления в частности, становится особенно актуальной.

«Накопление капитала» Р. Люксембург встретило, как известно, критику и со стороны официальных теоретиков социал-демократии. Они понимали, что эта книга по замыслу автора направлена против них. В отличие от социал-демократических теоретиков, рассматривавших империализм как нечто такое, что может быть устранено и при сохранении капитализма, Р. Люксембург доказывала в своей книге н е о б х о д и м о с т ь империализма, его органическую связь с природой капитализма. Она доказывала неизбежность к р у ш е н и я капитализма, выступая тем самым против назревавших тогда теорий организованного капитализма, госкапитализма, хозяйственной демократии и т. д. «Накопление капитала» появилось в период, когда Р. Люксембург вела ожесточенную борьбу с социал-реформизмом. Зная, что эта книга принадлежит перу революционера, официальные теоретики социал-демократии с тем большим рвением использовали удачную возможность выступить против ее автора. Критику теории накопления Р. Люксембург они вели естественно с апологетических позиций. Ошибки этой теории они пытались использовать для противопоставления ей своих апологетических теорий, часто более или менее искусно замаскированных (напр. Отто Бауэр, Экштейн и др.).

Возражая в «Антикритике» критикам-эпигонам и доказывая, что они скатываются к вульгарному «гармонисту» Сэю, Р. Люксембург проявила большую чуткость и прозорливость. То, что в статьях ее критиков-эпигонов выступало в замаскированном виде, в дальнейшем высказывалось теоретиками социал-фашизма открыто. Так например один из современных теоретиков австро-германской социал-демократии Альфред Браунталь прямо заявляет в своей книге «Современное хозяйство и его законы», что «исследование отношений обмена между сферами производства привело Маркса по существу к подтверждению теории Сэя о путях сбыта»[1]. Однако ошибочная позиция самой Р. Люксембург в теории реализации привела к тому, что критика эпигонов перерастает у нее в критику Маркса.

Критикуя полуменьшевистские ошибки Р. Люксембург, в частности ее теорию накопления, нельзя вместе с тем не разделять то презрительное отношение, которое Р. Люксембург проявила к своим, критикам-эпигонам, то бурное негодование революционера, с которым она выступила против них.

Р. Люксембург вступила на путь преодоления и исправления своих полуменьшевистских ошибок, и лишь подлая рука убийцы помешала тому, чтобы она это проделала до конца. Критикуя ошибки Р. Люксембург, коммунисты делают то, что делала бы она сама в порядке


опубликованных мною в 1923-1924 г., критика ее ошибок была недостаточной и половинчатой, и в основных вопросах я солидаризировался по существу с ее ошибочными взглядами. Отдельные ошибки в критике люксембургианства были допущены мною и в предисловии к четвертому изданию этой книги.

[1] Alfred Braunthal, Die Wirtschaft der Qegenwart und ihre Gesetze, Berlin 1930, S. 162.

XLIII


большевистской самокритики. Отношение коммунистов к Р. Люксембург прекрасно выяснил Ленин в связи с попытками ренегатов коммунизма опереться на ее ошибки.

«Павел Леви, – писал Ленин, – желает теперь особо выслуживаться перед буржуазией – и,   с л е д о в а т е л ь н о, перед 2 и 2 1/2 Интернационалами, ее агентами, – переиздавая как раз те сочинения Розы Люксембург, в которых она была неправа. Мы ответим на это двумя строками из одной хорошей русской басни; орлам случается и ниже кур спускаться, но курам никогда, как орлы, не подняться. Роза Люксембург ошибалась в вопросе о независимости Польши; ошибалась в 1903 г. в оценке меньшевизма; ошибалась в теории накопления капитала; ошибалась, защищая в июле 1914 г., рядом с Плехановым, Вандервельдом, Каутским и др., объединение большевиков с меньшевиками; ошибалась в своих тюремных писаниях 1918 г. (причем сама же по выходе из тюрьмы в конце 1918 и 1919 гг. исправила большую часть своих ошибок). Но, несмотря на эти свои ошибки, она была и остается орлом; и не только память о ней будет всегда ценна для коммунистов всего мира, но ее биография и п о л н о е собрание ее сочинений... будут полезнейшим уроком для воспитания многих поколений коммунистов всего мира. «Немецкая социал-демократия после 4 августа 1914 г. – смердящий труп» – вот с каким изречением Розы Люксембург войдет ее имя в историю всемирного рабочего движения»[1].

В. МОТЫЛЕВ.


Ленин, Соч., изд. 8-е, т. XXVII, стр. 204



Глава первая